Борон начинал со своих обычных доводов, что-де если бы пустота существовала в природе, ничто бы не опровергало тогда существования иных миров, кроме нашего, в пустоте. Однако Ардзруни возражал: Борон путает универсальную пустоту, о которой можно и подискутировать, с пустотой, которая возникает в промежутках между корпускулами. На вопрос Борона, что же такое эти корпускулы, оппонент напоминал ему, что согласно некоторым древнегреческим философам и иным мудрым арабским богословам, последователям калама, мутакаллимам, нельзя думать, будто тела плотны. Универс и все в нем и мы сами в нем, все состоит из неделимых корпускул, зовомых атомами, и они непрерывно двигаются, давая начало жизни. Движение этих корпускул есть главное условие любого рождения и любого разложения. А между атомами, именно чтобы они могли свободно двигаться, находится пустота. Без пустоты между корпускулами, образующими все тела, никакое тело невозможно было бы ни разрезать, ни разломать, ни расколоть. Ни одно тело не могло бы впитывать воду, нагреваться, охлаждаться. Как бы распространялось питание по нашему телу, если бы не могло проникать в пустые пространства между образующими тело корпускулами? Всунем иголку, говорил Ардзруни, в надутый пузырь. До того, как он опадет, до того, как игла своим движением расширит наколотое отверстие, в тот миг, когда игла вонзается в пузырь, а он еще наполнен воздухом — что происходит? Происходит, что игла внедряется в промежуточное пространство между корпускулами воздуха.

— Ересь твои корпускулы и никто никогда не видел их, кроме твоих арабов калломотемунцев или как их там, — парировал Борон. — Когда иголка входит, немного воздуха выходит и образуется пространство для иголки.

— Тогда возьми пустую флягу, погрузи горлом вниз в воду. Вода не войдет, ее не пустит воздух. Высоси воздух из фляги, заткни пальцем, чтоб воздух снова не вошел, введи горлышко в воду, убери палец, вода войдет во флягу, потому что ты создал в ней пустоту.

— Вода войдет, потому что природа действует таким образом, чтобы пустоту нельзя было создать. Пустота противна природе, а будучи противна природе, она не может в природе быть.

— Но пока вода поднимается, а это происходит не разом, что содержится в той части фляги, которая пока не заполнена водой? Воздух-то ты высосал?

— Высосать можно только холодный воздух, который движется медленно… А часть горячего воздуха, который движется быстро, продолжает находиться во фляге. Когда вода входит, она вытесняет этот горячий воздух.

— Тогда возьми снова флягу, полную воздуха, но теперь нагрей ее, чтобы во фляге был только горячий воздух. Опять погрузи флягу горлышком вниз в воду. Хотя во фляге только горячий воздух, вода все равно в нее не войдет. Значит, теплота воздуха значения не имеет.

— Вот как? Возьми снова флягу и пробей у нее в донце, в выпуклой части, дырку. Погрузи флягу дырочкой вниз в воду. Вода не войдет в дырочку, ее не пропустит воздух. Тогда приблизь губы к горлышку фляги, торчащему из воды, и высоси воздух. По мере того как ты будешь высасывать воздух, вода начнет входить через нижнюю дырочку. Тогда вынь эту флягу из воды, продолжая закрывать губами горлышко, не впуская воздух. Ты увидишь, что внутри фляги вода. И она не вытекает через нижнюю дырочку. Потому что природа питает отвращение к пустоте и не хочет создавать пустоту внутри фляги.

— Вода не вытекает, потому что она только что втекла, а тела неспособны совершать движения, обратные недавно совершенным, если только они не получали нового силового воздействия. Ладно. Послушай, что я скажу. Проткни иголкой надутый пузырь. Пусть воздух из пузыря выйдет. П-ш-ш-ш. Теперь заткни дырку, проткнутую иглой. Ущипни пальцами сдутый пузырь, как ущипывают кожу на кисти руки, на тыльной ее части… Ты увидишь, что пузырь приоткроется. Что же там внутри, между разведенными стенками пузыря? Пустота.

— А кто тебе сказал, что эти стенки разведутся?

— Сам попробуй!

— Не буду я пробовать. Я не механик, а философ. Я вывожу заключения на основании мыслей. К тому же если пузырь действительно разойдется, значит, в нем имелись поры. Через эти поры, после того как воздух вытянули или высосали, он снова пробрался внутрь.

— Вот как? Ну а что же такое поры если не пустые пространства? И с чего будет воздух рваться туда, если он не имел ускорения снаружи? А если воздух врывается внутрь, то почему, после вывода воздуха из пузыря, пузырь не надувается самопроизвольно? Потому что поры действительно представляют собой полые пространства, однако меньшего размера, нежели корпускулы воздуха!

— А ты пожми сильнее и увидишь, что будет. Или еще вот, оставь на некоторое время надутый пузырь на солнце, увидишь, что постепенно он сдуется сам собой, потому что нагреется воздух у него внутри, а нагретый воздух двигается быстрее.

— Тогда возьми снова флягу…

— С дыркой в задней части?

— Без дырки в задней части. И погрузи ее целиком, наклонив, в воду. Увидишь, что по мере того как фляга заполняется водой, воздух выходит, образуя пузыри, буль-буль, тем и демонстрирует свое присутствие. Теперь вытащи флягу, вылей воду, высоси весь воздух, закрой пальцем горло, погрузи снова, наклонив, в воду, убери палец. Вода войдет, но без каких бы то ни было буль-буль. Потому что внутри фляги была пустота.

Тут друзей резко перебивал Поэт со словами, что Ардзруни лучше следил бы за дорогой, и вообще все эти буль-буль и фляжки в разговорах нагоняют жажду, а пузыри у всей компании высохли, и разумнее всего было бы хорошенько искать или речку, или хоть какое-нибудь место повлажнее, нежели то, в котором они так увлекаются разглагольствованиями.

Кое-когда удавалось узнать о Зосиме. Где-то его видели, кто-то слышал о человеке с черной бородой, ищущем государство Иоанна. Наши друзья в тревоге переспрашивали: «И что вы ему на это сказали?» Местные отвечали: сказали то, что повсюду известно, а именно, что царство Иоанна на востоке, но пути туда на многие годы.

Поэт роптал, весь вспениваясь злобой, что манускрипты Сен-Викторского монастыря так расписывали путешествия в восточные земли: дивные города, где у храмов кровли усыпаны изумрудами, где у дворцов золотые крыши, и колонны с эбеновыми капителями; где статуи так совершенны, как живые люди, где золотые алтари о шестидесяти ступенях, где стены из чистого сапфира, и где блистательные лалы все освещают будто факелы, и горы из хрусталя, и реки из диамантов, сады с деревьями, источающими столь благовонные бальзамы, что обитатели тех краев живут питаясь лишь ароматами; монастыри, где разводят одних только разноцветных павлинов, чье мясо неподвластно разложению; снабжаясь этим мясом, путешественники могут иметь свежую пищу по тридцать и более ден под любым накаленным солнцем, и нет от пищи дурного запаха; блистающие родники, вода в которых сверкает, подобно небесной молнии, и если в нее поместить сухую засоленную рыбу, та возвратится к жизни и уплывет, примета, что в источнике живая вода. Прекрасно! Однако до сегодняшних пор все, что они видели, это пустыни, сушняк, раскаленные пади, где нельзя даже присесть, не рискуя спалить себе ягодицы; все города, что они видели, состоят из убогих лачуг и населены омерзительным сбродом. Как в Коландиофонте, где они встретили артабантов, людей, ходивших похилившись к земле, как овцы; или в Ямбуте, где они надеялись отдохнуть после долгого пути по раскаленным равнинам, и где женщины, пусть и не отличаясь красотой, все же были не безобразны, но, как выяснилось, до такой степени преданы своим мужьям, что держат ядовитых змей во влагалищах, дабы оберечь добродетель, и предупреждали бы, что ли, заранее, так ведь нет, и Поэт, соблазнившись одной, что вдобавок прикинулась, якобы согласна, чуть не обрек себя на вечное целомудрие, и удачно еще отделался: заслышав зловещее шипение, отскочил в последний момент. На болотах Катадерсе повстречались им люди с мошонками, отвисавшими до колена. В Некурверане жили голые люди, как звери лесные, совокуплялись на улицах, как собаки, родители с дочерьми, сыновья с матерью. В селении Тана они увидели антропофагов, которые по счастью брезговали иноземцами и ели только собственных детей. Около реки Арлон они попали в такую деревню, где обитатели плясали возле идола и остро наточенным ножом наносили ему ранения по всей поверхности тела, потом идола погрузили на повозку и таскали по улицам, и многие жители радостно бросались под колеса этой повозки, чтобы им переломало руки и ноги, и от того позже умирали. В Салибуте пришлось идти через лес, кишевший блохами величиною с жабу. В Кариамарии им навстречу попались лающие волосатые люди, коих языка не смог уразуметь даже Баудолино, а жены их были с клыками, как кабанихи, покрыты патлами до пят и о коровьих хвостах с кисточкой.