Ее глаза снова осмотрели его, приобретая мягкий, из-под потяжелевших век взгляд возбуждения, которого он привык так страстно желать.

Розалин коротко кивнула и с глубоким вздохом подняла сорочку над головой и уронила ее себе под ноги.

Он затаил дыхание. Его взгляд медленно скользил по изящным округлостям гибкого прекрасного тела. Господи, она была еще прекраснее, чем он представлял. У нее были длинные ноги, тонкая талия и упругая точеная грудь. А ее кожа… Это было невероятно. Такая же гладкая и безупречная, как только что снятые сливки. Он знал, что у нее кожа, как у младенца – бархатная на ощупь.

Когда Робби осмелился провести пальцем вокруг ее груди, он застонал. Увидев, что ее щеки покраснели, а глаза опущены, он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на него.

– Ты идеальна, mo ghra. Тебе нечего смущаться.

Но Розалин была смущена. И пуглива, как жеребенок перед надвигающейся бурей. Неплохая аналогия для того, что предстояло.

– Люби меня, Робби, – прошептала она.

Это был самый сладкий призыв, который он когда-либо слышал.

– Да, миледи, я так и собираюсь поступить.

Одним движением Робби подхватил ее на руки, прижимая к себе, как ребенка. Хотя эмоции, возникшие при соприкосновении их обнаженных тел, не заставили его сомневаться в ее женственности.

Розалин рассмеялась от удивления и посмотрела на него с такой любовью, что в груди у него что-то сжалось. Робби наклонился, чтобы подобрать плед, который она носила на плечах, и понес ее к большому дереву.

Она обхватила руками его шею:

– У тебя заболят ребра, если ты будешь так меня носить.

– Мои ребра в порядке. И в тот день, когда я не смогу носить такую малышку, как ты, я навсегда отрекусь от своего титула, завоеванного на играх.

Она улыбнулась:

– Я полагаю, ты извлекаешь другую выгоду из своего титула, отличающуюся от более очевидных.

Он понятия не имел, о чем она говорит, и вопросительно поднял брови.

Розалин прищурилась и покачала головой:

– Ты больше не услышишь никаких комплиментов от меня. Я уверена, что тебе отлично известно, что дамы с восхищением смотрят на тебя.

Робби коварно улыбнулся:

– А, ты об этом…

– Да, об этом, негодник! – Розалин размахнулась, чтобы ударить его, но поскольку он выбрал именно этот момент, чтобы опустить ее на плед, который расстелил поверх вороха листьев, она промахнулась.

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

– Ты дерешься, как девчонка.

– Я и есть девчонка, если ты еще не успел этого заметить.

Бойд осмотрел ее с ног до головы:

– О, я заметил…

Робби встал на одно колено и склонился над ней. Она была так прекрасна, что у него перехватило дыхание. Обнаженная, на постели из листьев, с распущенными волосами, она выглядела, как лесная нимфа из эротического сна. Только это не было сном. Это была реальность.

Время для игр закончилось.

– Существует лишь одна леди, чье мнение важно для меня, – сказал он искренне, поднося ее руку к губам.

Розалин улыбнулась. Этот рыцарский жест явно удивил ее, так же как и его самого.

Он поцеловал ее. Нежно. Бережно. Давая волю не только страсти, но и другим сильным чувствам, которые, казалось, придали этому поцелую еще большее значение.

Робби поклонялся ее телу губами и языком, не пропуская ни одного дюйма. Ее кожа была как сладкие сливки, и он упивался ею, как человек, умирающий от жажды. Как умирающий человек. Вот чем она была – амброзией для его души.

Он наслаждался ею, зарывшись лицом между ее бархатными бедрами и упиваясь ее сладостной сочностью. Робби нежно прижимался к ней и лизал, сосал, покусывал, пока ее прекрасная грудь не выгнулась навстречу солнцу, а ее бедра не сдавили его шею. Он не отрывал от нее губ, в то время как она дрожала, выкрикивая его имя.

Когда Розалин открыла глаза, он одарил ее лукавой улыбкой:

– Я говорил тебе, что это будет весело.

Она так посмотрела на него, что он почувствовал себя неисправимым мальчишкой. Но затем в глазах ее появился озорной блеск:

– Это действительно было весело. Должна предупредить, что я тоже могу быть безжалостной.

Он улыбнулся, искренне забавляясь:

– Ты можешь?

Розалин кивнула и стала лениво проводить мягкими подушечками пальцев по мускулам его живота. Ее кисть прошла в опасной близости от массивной головки его плоти. Она дразнила его, и ему показалось, что это ему не нравится. Или, точнее, слишком нравится.

Розалин нежно подтолкнула его так, что он оказался лежащим на спине, а сама перекатилась, оседлав его. Сначала он подумал, что она хочет повторить прошлый опыт, но вместо этого она стала осыпать легкими поцелуями его грудь. Потом спустилась ниже, к его животу, к тем мускулам, которые только что дразнила.

У него замерло сердце. Неужели она намеревалась…

– Ты помнишь, что сказал мне в ту первую ночь в лагере?

Он выругался про себя. Его сердце стало бешено колотиться, охваченное чувством, близким к страху.

– Нет.

Взгляд, который она бросила на него, губы, невероятно близкие к его естеству, – все молча обозвало его лжецом.

– Ты сказал, что я могу пососать твой…

Розалин покраснела, не в состоянии выговорить это слово.

О господи! Каждый мускул его тела дрогнул. Черт возьми, он так испугался, что у него возникло ощущение, будто с него содрали кожу. Робби вынужден был бороться с собой, чтобы не схватить ее. Единственное, что он смог сделать, – это застонать.

– Я думаю, мне это понравится, – прошептала она.

И она поцеловала его. Она обхватила своими мягкими губами большую тугую головку его естества и стала медленно спускаться вниз.

И тут Робби действительно отключился и полностью погрузился в свои ощущения. Он чувствовал, как кровь кипит во всем его теле. Он ни разу в жизни не был так возбужден. Он не шевельнулся бы, даже если бы вся английская армия взбиралась на этот холм.

Он молился, чтобы Бог дал ему силы, но напрасно.

И Розалин была безжалостна, как и обещала. Она поставила его на его проклятые колени.

– Покажи мне, – прошептала Розалин, держа его в руке.

И Робби показал. Он поднял ее голову и показал, как омывать его языком, взять его как можно глубже в рот и сдавливать рукой то, что не уместилось во рту. Он наблюдал, как эти прелестные розовые губы обхватили его и начали двигаться, пока он не почувствовал, что приближается к пику блаженства. И он вошел в нее, занимаясь с ней любовью под деревьями так, словно он мог продлевать этот день вечно.