— О чем ты? — насторожилась Эмили.

— Что бы ни происходило вокруг, ты не позволяешь этому изменить себя, верно, Бриг? Ты всегда остаешься верна себе и своим принципам. Это мне в тебе нравится.

Он смотрел прямо на нее, их лица вновь оказались слишком близко. Сердце застучало с удвоенной силой, и Эмили на автомате отметила, что и грудная клетка Смита вздымается все чаще. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что это неизбежно — слишком интимная обстановка сложилось, а потому… Додумать Эмили не успела — рука Смита потянулась к ее лицу, и она испуганно дернулась, торопливо уточнив:

— Это был комплимент?

Пальцы Смита нежно коснулись ее щеки, убирая прилипший к коже мокрый волос. Его явно позабавила реакция на прикосновение — по его губам скользнула понимающая улыбка. Эмили почувствовала себя одураченной.

— Теряю хватку. Обычно женщинам не приходится переспрашивать, сделал ли я им комплимент или нет.

С этими словами Смит резко поднялся. Осторожно поставив ее на ноги, он подошел к сваленным в углу доскам и присел рядом. Сконфуженная Эмили молча наблюдала за его перемещениями.

Он покопался, выбирая доску посуше, затем оторвал от хитона кусок ткани и вновь защелкал зажигалкой. Эмили следила за его действиями с долей скепсиса, но обрадованно выдохнула, когда маленькие язычки пламени робко лизнули дерево. Костер занялся довольно быстро, и Смит обернулся. Он выглядел довольным, как мальчишка, склеивший разбитую вазу до прихода родителей.

— Бриг, иди сюда. Теперь станет теплее.

Эмили послушалась. Ее уже давно не трясло от холода, но одежду и волосы стоило тщательно просушить. Заболеть сейчас было бы не вовремя.

Костер, мягко потрескивающий скудными дровами, кардинально преобразил пещеру — озаряемая отблесками огня она превратилась из вынужденного пристанища в уютное убежище. Всматриваясь в игру теней на сводах, Эмили пыталась расчесать мокрые волосы пальцами. Краем глаза она заметила, что Смит снова копается в своем мешке.

— Что ты ищешь? — лениво поинтересовалась она. Умиротворение, навеянное теплом костра, сделало ее невнимательной.

— Вот это! — Смит с победным видом продемонстрировал находку.

Эмили с интересом покосилась на фляжку.

— Вода? — предположила она.

— Лучше, Бриг, лучше! Кое-что из запасов твоего старого знакомого.

Смит присел рядом, вытянул к костру ноги и с удовольствием сделал большой глоток из фляжки, после чего довольно зажмурился.

— Ты стащил у Ясона вино? — любопытство боролось с одобрением, и выдать эти чувства за возмущение у нее не получилось.

— Пф! Вино… Лучше!

Эмили протянула руку и вырвала фляжку из цепких пальцев Смита. Без колебаний, она приложилась к горлышку и… закашлялась. Рядом послышался довольный мужской смех.

— Боже, что за дрянь? — вытирая выступившие слезы, воскликнула Эмили. Она потерла горло, которое обжег забористый алкоголь.

— Что-то вроде бормотухи, но гораздо крепче, — хмыкнул Смит и постучал ее по спине. — Брось, Бриг, неужели тебе не понравилось?

— Если уж красть, то красть что-нибудь достойное, — наставительно проговорила она. — Смит, прекрати меня дубасить. Я же не подавилась!

Тот убрал руки и улыбнулся.

— Бриг, ты говоришь вещи, достойные пирата. Я знал, что ты не просто воришка!

Эмили закатила глаза, к ней снова возвращалось хорошее настроение. Кажется, несмотря ни на что, она сможет и дальше спокойно общаться со Смитом.

— Молчал бы! Тоже мне… пират…

Тот подмигнул и снова отхлебнул из фляжки. Он улыбался, но взгляд его снова стал серьезным. Его мысли снова витали где-то далеко.

Эмили перехватила фляжку на полпути. Обхватив его пальцы ладонью, она мягко забрала алкоголь.

Смит молча вскинул на нее непонимающий взгляд.

— Напиваться одному — дурной тон, — сказала Эмили, сама не осознающая до конца, что делает. Подняв фляжку, она отсалютовала ею и тихо добавила: — За Патрика!

— За Патрика! — повторил Смит, когда она передала ему фляжку, и тоже сделал жадный глоток.

— Мне жаль, что вам пришлось переехать из-за меня.

Эмили не знала, что толкнуло на откровенность — запах костра, темнота ночи или выпитый алкоголь, согревающий желудок. Возможно, все сразу.

— Мы бы все равно переехали. Годом раньше, годом позже — какая разница? Ты не должна чувствовать себя виноватой, — голос Смита обволакивал, его близость будоражила.

Они сидели на полу, соприкасаясь плечами, и каждый смотрел прямо перед собой, словно завороженный игрой язычков пламени, скачущих по полусухим доскам. И в том, что они избегают смотреть в глаза друг другу, виделся еще более интимный подтекст, чем тогда, когда Смит с открытой беспардонностью изучал ее лицо.

— Ты тоже… Не должен чувствовать себя виноватым… — Эмили не понимала, как эти слова сорвались с губ, но было уже поздно.

Смит медленно, словно неуверенный, что верно расслышал, повернулся к ней. Его взгляд ласково прошелся по ее лицу и остановился на губах. Он колебался и не скрывал этого, предоставляя ей право выбора.

Дрожь пробежала по телу. Она отчетливо представила, как губы Смита касаются ее губ, как язык очерчивает их контур, прежде чем скользнуть внутрь. В ушах застучало, а в животе появилось приятное ноющее чувство, о котором она уже успела позабыть. Эмили потянулась к Смиту, когда в голове возник вопрос, заставивший остановиться.

— Ты так переживал из-за того, что пришлось меня подозревать, потому что… Почему, кстати?

Смит вздрогнул, удивленной сменой темы. Придвинувшись еще ближе, он склонился к ней и проговорил:

— Мне не хотелось думать, что честная маленькая девочка превратилась в преступницу. У меня не было желания сдавать ее властям.

Сердце ухало уже где-то в горле. Эмили не отвела взгляд, надеясь, что Смит ничего не сможет прочесть по выражению ее глаз. Стараясь не выдать своего волнения, Эмили спросила о том, что не давало покоя.

— Но ты бы ее сдал, верно?

— Не знаю, это сложный вопрос. Наверное, да.

Эмили видела, как тень набежала на его лицо, а во взгляде появилась настороженность и поторопилась исправить оплошность единственным доступным ей способом — поцелуем.

Она целовала отчаянно, дерзко, словно цеплялась за жизнь в безуспешной попытке выстоять против жестоких обстоятельств. Смита не смутил такой напор. Притянув ее к себе, он положил одну ладонь ей на шею, другую — на талию, словно заявляя на нее свои права. При этом губы и язык двигались мягко, но настойчиво. В его движениях чувственная жадность соседствовала со спокойной уверенностью, и Эмили застонала, когда поняла, как далеко может зайти.