…

У Глеба потемнело в глазах.

– Кто это? – вопрос Мишель едва достиг сознания.

– Андрей Русанов. Человек, которому я когда-то верил.

…

– Мы отыщем и восстановим «Прометей». – Голос Русанова эхом отразился от скал. – Отсюда начнется наш новый путь к звездам! Мы выстоим! Мы будем беспощадны к любому, кто посмеет вмешаться в наши планы, посягнуть на жизнь хотя бы одного человека!

Ему ответил нестройный, но одобрительный гул множества голосов.

Лишь старый андроид, стоявший в стороне от людей, явно не одобрял программную речь нового руководителя колонии.

С тоской он смотрел на троих мальчишек, которые ловили каждое слово Русанова.

* * *

Зонд следовал за процессией.

Русанов дождался, пока пленных разведут по клеткам, жестом отпустил охрану.

Эшранг злобно взглянул на него сквозь толстые прутья решетки.

– Доволен собой? «Смерть чужим»? Считаешь, они поверили? Станут работать на тебя, возродят корпорацию?

– Они верят мне, – ответил Русанов. – Ты упустил свой шанс, Ошр. Зря не согласился, когда я предлагал тебе мягкие условия сделки.

– Они не пойдут за тобой! Это дикие непредсказуемые хомо!

– Пойдут! Они же не слепы! Видят, кто и что их окружает! Ты совершенно не знаешь людей и зря презираешь, недооцениваешь их.

– Можно подумать, ты их знаешь!

– Изучил. Даже вжился.

– А морфы на станции?

Русанов пожал плечами.

– Ты же сам сказал: «Смерть чужим». Мне надоели эти дутые принципы гуманизма. Они ушли в прошлое вместе с армахонтами. Вселенной может управлять только сильный. Остальные разделят твою участь, тварь! – Рука Русанова внезапно удлинилась, превратилась в гибкое щупальце, захлестнула горло эшранга, сдавила его.

…

– Глеб, это не человек! Он морф! – вскрикнула Мишель.

Станция Н-болг

Запись событий, снятая зондом, потрясла ц’остов.

Они, стараясь перекричать друг друга, тут же нашли виновного:

– Это был Найг!

– Он ушел в другой сектор Н-болга!

– Туда врезался обломок корабля хомо!

– Он хочет всех уничтожить! Всех!

– Оттуда хонди привели пленника!

– Нужно допросить его!

– Выслушаем хомо!

– Пусть говорит армахонт!

– Да, пусть скажет, как он восстановит Н-болг?!

Глеб и Мишель стояли в стороне. Выкрики ц’остов лишь раздражали.

К ним подошел Хорс.

– Я собрал всех. Ты будешь говорить? – Морф вопросительно взглянул на Глеба.

– Пусть сначала успокоятся.

– Они могут орать и спорить долго.

– Пусть. Кто этот морф? Как он завладел телом Русанова?

– Не завладел. Он имитирует его. Думаю, младшие ц’осты правы – на записи Найг. Он всегда отличался жестокостью, его исследования часто переходили черту, он предрек падение армахонтов, – говорил, что те слишком гуманны, и особо ненавидел эшрангов.

– О каком человеке они кричат?

– В секторе Н-болга, куда полвека назад ушел Найг, хонди нашли пленника.

– Где он?

– Тут. Очень старый. Слабый. Почти ничего не соображает.

– Я хочу его увидеть!

– Пошли, – Хорс указал на дверь, ведущую в смежный отсек.

* * *

Седой как лунь старик сидел в кресле.

Его руки дрожали, спина горбилась, взгляд водянистых глаз казался пустым, лишенным жизни.

Заслышав шаги, он приподнял голову, инстинктивно сжался, словно ждал удара, затем в его глазах вдруг проступило тоскливое, но осмысленное выражение.

Трясущейся рукой он оперся о подлокотник, тяжело встал.

Глеб невольно остановился. Его лицо вдруг приобрело землистый оттенок.

– Ты?!

В глазах старика блеснули слезы.

– Андрей?!

– Прости, Глеб… – его голос прозвучал глухо, надломленно. – Я видел запись… Эта тварь столько раз входила в меня… Он – это я.

– Ты человек! Он морф!

– Какая разница? – голова Русанова тряслась. – Мой спасательный модуль врезался в станцию. За полвека морф досконально изучил меня. Он теперь мыслит, как человек. Мыслит, как мыслил бы я… Понимаешь?! Глеб?!.. Не важно, кто ты: человек, морф, хонди, звенг или армахонт… – Русанов говорил быстро, словно боялся, что не успеет сказать главного. – Запомни, Глеб: «чужих» нет. Есть разумные существа, а есть откровенные твари. Поверь, теперь я знаю это точно… Останови его… Не дай превратить наших детей в тварей…

Русанов вдруг захрипел, начал оседать, теряя сознание.

Мишель и Хорс успели поддержать его, усадили в кресло.

Глеб стоял, будто окаменев, и лишь его побелевшие губы шепнули:

– Обещаю.