Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо не было уже довольно давно.
С того самого момента, как Виктория умчалась в свою последнюю поездку, Егор чувствовал себя не в своей тарелке.
Он то обвинял мать во всех грехах, то, напротив, считал, что ее оговорил отец. И без того расшатанная работой нервная система балансировала на грани срыва.
Рассказ Боталова подорвал незыблемый пласт доверия сына к матери. Егору припоминались сотни мелких деталей. Начиная с самого детства, мать давила на него, словно пыльное облако, не позволяя делать ничего, что казалось бы ей неверным. Теперь, когда ракурс сменился, поступки Виктории казались маниакальными, словно она с самого начала хотела задавить личность сына, отомстив тем самым бывшему мужу. Проводя без сна ночь за ночью, Егор с горечью понимал, что отчасти ей это удалось. Он давно научился молчать и улыбаться, не решаясь открыто выказать свое недовольство. И только в Москве, сбросив иго матери с плеч, он начал ценить свободу мыслей, перестал бояться их излагать. Подкрепленный несокрушимой броней родственных связей с одним из самых богатых людей Москвы, Егор научился быть свободным.
Меряя комнату шагами, паля сигарету за сигаретой, он ненавидел мать и благодарил отца за открытую им клетку.
Однако в то же самое время его глодало чувство вины.
Упреки матери, что Боталов купил его деньгами, отчасти были справедливыми. Вкусив красивой жизни, Егор вовсе не планировал возвращаться в прежнее состояние покорного сына.
Но вычеркнуть двадцать лет жизни с матерью тоже было невозможно.
И сейчас, когда она умерла, Егор больше всего винил себя за то, что не поехал с ней, не дал ей возможности оправдаться.
Лежа в спальне, содрогаясь в рыданиях, Егор вдруг очнулся: что, если ему снова сказали полуправду? Инна, которую он вытащил на откровенный разговор, все-таки раскололась и поведала о последнем разговоре с Викторией.
Сидя в каком-то убогом кафе, Инна старательно подбирала слова, рассказывая Егору историю Виктории, стараясь не проболтаться о тайнике. Укрытый за одной из картин компромат, реальный или мнимый, не давал Инне покоя. Допустить, чтобы он попал в чужие руки, она никак не могла.
– Ты думаешь, это отец? – мрачно спросил Егор. – Это он ее… заказал?
Инна старательно вытаращила глаза, как будто та же самая мысль не глодала ее:
– С чего ты взял?
Егор долго не отвечал, старательно складывая из салфетки кораблик. Салфетка уже была изрядно помята. Инна наблюдала: получится или нет?..
Кораблик вышел кособоким.
– Ин, мать называла его убийцей, ты сама рассказала о том, что случилось с его партнером. Мать была опасным свидетелем. Когда ее одолевала ярость, она ни перед чем не останавливалась, а уехала она в ярости! Она могла все рассказать.
– Ну и что? – возразила Инна. – Дело за давностью лет давно похоронено в архиве. Кто бы принял ее слова к сведению? Тем более силы явно были бы неравны. В суд бы она вряд ли пошла, а даже если и пошла бы: как она могла противостоять самому Боталову? Он бы ее раздавил, как букашку.
– Может, он играл на упреждение? Мертвая… мама никак не могла ему помешать…
Егор часто задышал и торопливо отпил из стакана сок.
Инна заколебалась.
Сказать или не сказать?
Сейчас Егор наверняка будет сильным союзником.
Вдвоем давить на Боталова будет куда безопаснее и, что греха таить, прибыльнее…
Подумав, Инна решила промолчать.
Нервный и дерганый Егор мог отреагировать непредсказуемо, а она была отнюдь не уверена, что Боталов, избавившись от одной жены, не попробует избавиться и от второй. В глубине души Инна понимала: Викторию убили по заказу Александра. Но сказать об том вслух – значило запустить цепную реакцию, которая неминуемо привела бы к катастрофе…
Тонко раздувая скандал между Егором, Аллой и Антоном, Инна молила, чтобы примирения не состоялось.
Она еще днем заметила странные взгляды, бросаемые Аллой на Антона, и поторопила Егора вернуться домой.
Расчет оказался верным.
После безобразного скандала Егор в бешенстве приказал Алле и Антону немедленно убираться из его дома.
Завтра квартиру покинет Димка, они с Егором останутся вдвоем, и уж тогда она точно улучит возможность пошарить за картинами…Алла и Антон, давно собравшие свои вещи, присели на краешек кресел и испуганно посмотрели друг на друга, не зная, что делать дальше.
Только сейчас, когда схлынул бушевавший в крови адреналин, померкли пьянящие ароматы коньяка и шоколада, они поняли, что натворили.
Смотреть друг на друга было невозможно, отсиживаться в комнате – стыдно.
В душах распускала щупальцы мерзкая пакостная смесь унижения, вины и давно забытого щенячьего страха оказаться вышвырнутыми на улицу, подальше от теплой подстилки и миски с едой.
– Что делать будем? – испуганно прошептала Алла.
– Не знаю, – сказал Антон.
А что еще он мог ответить?
Он и правда не знал.
Как себя чувствовала Алла, он не задумывался.
В этот момент он ее почти ненавидел: за то, что не вовремя оказалась рядом, за то, что ей оказалось так же плохо, как и ему, за то, что не смогла или не захотела отказать в близости…
Антон, одним из правил которого всегда было не зариться на чужих жен и подруг, теперь сам оказался в числе им самим прежде презираемых, ничтожных уродов, идущих на поводу своей похоти.
А Алла почему-то надеялась, что все утрясется.
Она сама не понимала, как оказалась в постели с Антоном, и со стыдом вспоминала, с каким жаром отдалась ему.
Но больше всего ей было непонятно, зачем она это сделала?
Сейчас, сидя на самом краешке дивана, Алла больше всего боялась признаться, что сделала это не только в отместку за пренебрежительное отношение Егора к ней в последний месяц, но и потому что…
Черт побери, да чего тут греха таить?
Дело ведь было не только в том, что Егор совсем издергался за последний месяц, но и в том, что она его не любила.
Не любила – и все тут!
Обманывала сама себя. Теперь, когда рядом сидел Антон, Алла поняла, что всегда хотела именно такого: страстного, жаркого, как доменная печь, предсказуемого, понятного и… живого.– Может быть, ты с ним поговоришь? – робко спросила она.
– Я? – изумился Антон.
– Ну не я же!
Антон с сомнением посмотрел на закрытую дверь, а потом помотал головой.
– По-моему, сейчас не время для разговоров. Егор вспыльчивый, но отходчивый. Завтра он перебесится, и я сумею ему все объяснить.
– Какого черта я вообще с тобой связалась? – всхлипнула Алла. Антон покосился на нее и ничего не ответил.