Катера отходили от причала примерно в полумиле от отеля. Второй и последний отплывал в десять. Я огляделся и увидел на столе часы. Девять пятьдесят шесть. Четыре минуты, чтобы добраться.

Я выскочил из вестибюля и побежал по Дюваль. Толпа стала еще гуще и веселее — в Ки-Уэсте час пик не кончался, и пробежать сквозь скопище гуляк было почти невозможно. На углу я свернул на Кэролайн-стрит, и толпа немедленно поредела. Дальше по улице четверо толстяков с длинными свалявшимися бородами сидели на тротуаре, передавая по кругу бутылку в бумажном пакете. Они изображали Хемингуэя. Устремив на меня неподвижные взгляды, они вяло крикнули «ура», когда я пробегал мимо. Я надеялся, что мне и впрямь есть чему радоваться.

Еще три квартала. Я не сомневался, что уже прошло больше трех минут, но уверял себя, что никакой транспорт не отходит вовремя. Я уже взмок, но слева между домами наконец блеснула вода, и я, ускорив бег, влетел на огромную парковку на причале. Здесь толпилось еще больше народу, из ресторанов доносилась музыка, и пришлось несколько раз увернуться от медлительных и нетрезвых велосипедистов, прежде чем я выбежал на старый деревянный пирс, миновал будку смотрителя и ступил на истертые доски причала…

Супербыстрый и суперсовременный высокотехнологичный катамаран отплывал от пристани и медленно, задумчиво скользил к выходу из гавани. Когда я затормозил на последней доске причала, он был еще относительно близко, примерно в пятнадцати футах… то есть слишком далеко для прыжка.

Но достаточно близко, чтобы увидеть на отплывающем катере Коди и Эстор, которые стояли у поручней и с тревогой смотрели на меня. А прямо за ними в широкополой шляпе и с торжествующей улыбкой на лице возвышался Кроули. Одну руку он держал на плече Эстор, а другой махал мне, и я ничего не мог поделать, а только наблюдал, как катер отплывает от пирса, набирает скорость и исчезает за Сансет-Ки, в бесконечной синеве Атлантического океана.

Многие в Ки-Уэсте вообще ничем не заняты. Это подходящее место для безделья. Здесь можно наблюдать за теми, кто проходит по Дюваль-стрит, и гадать, к какой странной внеземной расе они принадлежат. Или же спуститься к воде и посмотреть на пеликанов, на катера, подскакивающие, стоя на якоре, или влетающие в гавань, набитые загорелыми гуляками. А если поднять голову — невысоко в небе видны самолеты, которые тащат за собой рекламные баннеры.

В течение пяти минут я предавался национальному времяпрепровождению республики Раковин и не делал ничего. Только стоял на причале и смотрел на воду, на лодки, на птиц. Впрочем, вариантов оказалось немного. Катер с Коди и Эстор уходил все дальше. Он отдалился больше чем на милю, и я не мог призвать его обратно или бежать вдогонку по воде.

Поэтому я ничего не делал. Как ни забавно, но, вадимо, я нашел единственное место в Ки-Уэсте, где нельзя валять дурака. Мимо поспешно проталкивались люди с мотками веревок, какими-то шлангами, снаряжением для подводного плавания, двухколесными тележками, набитыми багажом, едой и льдом. Судя по раздраженным взглядам в мою сторону, я преградил им путь и мешал.

Наконец один из них остановился рядом, опустив ручки тележки, наполненной аквалангами, выпрямился и взглянул на меня.

— Слушай, капитан, — с грубоватым добродушием сказал он, — может, отойдешь в сторонку? Нам надо нагрузить катер.

Я повернулся и посмотрел на парня. У него было дружелюбное, открытое смуглое лицо. В надежде заполучить потенциального клиента, он добавил:

— Мы ныряем у рифа, там очень красиво. Обязательно сплавай туда, кэп.

Крошечный огонек надежды вспыхнул в темном уголке моего мозга.

— Вы будете проплывать мимо форта Джефферсон?

Парень рассмеялся.

— Мимо Тортугас? Нет, сэр, вы упустили последний катер. Следующий — завтра утром.

Ну конечно. Как всегда, надежда — пустая трата времени. Маленький огонек зашипел и потух, и меня вновь окутал серый туман. А поскольку люди всегда продолжают докучать, когда ты хочешь побыть один и тихонько предаться отчаянию, парень продолжал болтать с дружелюбием истинного коммивояжера:

— Тортугас, конечно, тоже надо посмотреть. Форт Джефферсон… прямо не поверишь, пока не увидишь. По-моему, лучше всего смотреть с воздуха. На, возьми буклет… — Он отбежал направо, порылся в каком-то ящике и протянул яркую глянцевую брошюру. — Вот смотри. Тут работает моя девушка. Они летают на Тортугас четыре раза в день. Очень красиво. Снижаются над фортом, и ты прыгаешь. Просто супер.

Он всучил мне брошюру, и я ее взял. Она гласила: «Воздушная линия "Альбатрос"», и вдруг я понял — это действительно супер. Лучше всего на свете.

— Это гидроплан? — спросил я, разглядывая фотографии.

— Конечно, а что же еще. Там нет посадочной полосы.

— Наверное, ой намного быстрее катера? — предположил я.

— Разумеется. Катер идет часа три, может, больше. А гидроплан долетит за сорок минут. И виды классные.

Мне было плевать, какие там виды. Если я доберусь до Тортугас раньше Кроули, прежде чем он успеет расставить Смертельную Ловушку для Декстера, то обниму пилота, пусть даже виды окажутся самыми жалкими на свете.

— Спасибо, — сказал я, причем искренне.

— Да не за что, — ответил он. — Э… если ты не против…

Он жестом указал вбок и поднял брови, чтобы я наконец убрался с пути, но я и так уже исчез. Я мчался по причалу, мимо магазинов и ресторанов, на парковку, и в кои-то веки удача оказалась на моей стороне. Из ярко-розового такси вываливалась компания бледнолицых пассажиров, страдающих от ожирения. Я впрыгнул в машину, как только последний из них расплатился с водителем.

— Привет, парень, — сказала женщина-шофер лет пятидесяти с квадратным лицом, выдубленным солнцем. Она растянула его в профессиональную улыбку. — Куда?

Вопрос был разумный, и я понял, что не знаю ответа. К счастью, я по-прежнему держал в руках брошюрку, а потому открыл ее и быстро пролистал.

— Аэропорт, — скомандовал я, найдя нужную страницу, — и как можно быстрее.

— Ясно, — ответила она, и мы тронулись — выехали с парковки и покатили через весь остров. Зазвонил мобильник, это снова была Рита. Я отключил телефон.

Такси ехало мимо Смэзерс-Бич. Там собралась свадебная вечеринка — жених и невеста стояли у кромки воды под белым навесом, как на еврейской свадьбе, как он там называется… хулахуп? Нет. Я никак не мог вспомнить. Но какая разница, ведь мы наконец свернули с прибрежного шоссе и подъехали к аэропорту.

Я выскочил из такси и бросил шоферу деньги, не считая их и не дожидаясь сдачи. Вбежав в терминал, я вспомнил название еврейского навеса: хупа. Я обрадовался гораздо сильнее, чем следовало бы, и решил на досуге обдумать, почему это стало так важно.

Я нашел стойку «Альбатроса» в дальнем конце терминала. За столиком стояла женщина в коричневой форме и тоже лет пятидесяти с обветренным лицом. Она вполне могла сойти за двойника таксистки. Неужели она и была подружкой моего приятеля с тачкой аквалангов? Я искренне надеялся, что нет.