Бандиты расселись на мосту на корточках и принялись за рисовое вино, а Джим стал нянчить свой разбитый нос. Несмотря на годы голодного существования в лагерях, мало кто из бандитов давал себе труд есть сваленные в кузовах грузовиков консервы. Они сидели и пили вино на солнцепеке, каждый сам по себе, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Джим до сих пор почти никого из них не знал по имени. В сумерках, когда банда возвращалась на базу летающих лодок в Наньдао, они в большинстве своем разбредались вместе со своей долей дневной добычи по каким-то своим логовам в многоэтажках Старого города, а к утру снова собирались вместе, как фабричные рабочие. Джим спал в припаркованном на бетонном стапеле «бьюике», а Бейси и бородатый француз пили до самого утра в пилотской кают-компании.

Француз вернулся из деревни и нагнулся над окошком автомобиля, с той стороны, где сидел Бейси.

— Пусто — ни тебе дерьма собачьего.

— Уж эту-то радость они могли бы нам оставить, — в сердцах сказал Бейси. — И что это китайцы не возвращаются в свои деревни?

— А они в курсе, что война кончилась? — спросил Джим. — Ты бы объяснил им насчет конца войны, а, Бейси?

— Наверное, так и сделаю… Мы не можем валандаться тут до бесконечности, Джим. К Шанхаю идут большие люди — штук шесть разных гоминьдановских армий.

— И у вас может не получиться забрать ваше снаряжение?

— То-то и оно. Придется сейчас съездить в эту коммунистическую деревню. А потом я отвезу тебя к папке. И ты ему расскажешь, как я за тобой приглядывал всю войну и научил тебя массе новых слов.

— Ты ведь и правда присматривал за мной, Бейси.

— Н-да… — Бейси задумчиво посмотрел на Джима. — Оставайся-ка ты лучше с нами. Не слишком будет хорошо, если тебя в городе украдут.

— А там сейчас много тех, кто занимается киднэппингом, Бейси?

— И эти плюс к ним еще и коммунисты. Люди, которые не желают признавать, что война кончилась. Ты не забывай об этом, Джим.

— Хорошо. — Пытаясь отвлечь бывшего стюарда какой-нибудь более приятной темой, Джим спросил: — Бейси, а ты видел, как взорвалась атомная бомба? Я видел вспышку над Нагасаки со стадиона в Наньдао.

— Да что ты говоришь, сынок… — Бейси внимательно посмотрел на Джима, озадаченный тем, насколько спокойный тон у этого мальчика с вечно текущей из носа кровью. — Ты видел атомный взрыв?…

— Целую минуту, Бейси. Белый свет залил весь Шанхай, ярче солнечного света. Я думаю, Бог просто решил все рассмотреть как следует.

— Наверняка именно это и было у него на уме. Этот белый свет, Джим… Может, удастся тебе сфотографироваться для «Лайфа».

— Ты, правда, сможешь это сделать, Бейси?

Перспектива оказаться на страницах «Лайф» воодушевила Джима. Он вытер натекшую на губы кровь и даже попытался одернуть рваную рубашку на случай, если прямо сейчас на сцене появится фотограф. Капитан Сунг дал сигнал, и бандиты заняли свои места в машинах. Машины развернулись и взяли курс в сторону реки, а Джим все представлял себе собственное фото среди картинок с «тиграми» и американскими морскими пехотинцами. В банде Бейси он был уже четыре дня, и ему пришло в голову, что родители, скорее всего, сочли, что он погиб во время эвакуации лагеря Лунхуа. И может так случиться, что они будут сидеть возле бассейна на Амхерст-авеню, просматривая последний номер «Лайф», и вдруг узнают лицо собственного сына между фотографиями адмиралов и генералов…

Они ехали мимо восточного периметра аэродрома Лунхуа. Джим облокотился о Бейси и высунул голову из окна. Он принялся высматривать в ручьях и на рисовых делянках тела японских авиаторов. Захватившие часть аэродрома гоминьдановские отряды по-прежнему убивали японцев маленькими порциями.

— Тебе нравятся эти самолеты, Джим?

— Когда-нибудь я стану летчиком, Бейси. И отвезу отца и мать на Яву. Я много думал об этом.

— Не самая худшая мечта. — Бейси оттолкнул Джима от окна и указал на притулившуюся к маленькой рощице группу разбитых самолетов. — Вон там, смотри, японец-летун — и никто до него еще не добрался.

Бейси передернул затвор винтовки. Джим снова высунулся из окна, глядя в сторону деревьев. Возле хвостового стабилизатора «Зеро» он увидел бледное лицо молодого пилота, едва заметное среди хаоса фюзеляжей и крыльев.

— Это «косяк, и в воду», — быстро сказал Джим. — «Где ты, моя крыша». Бейси, а хочешь, я расскажу тебе о стадионе? Там должны быть меховые шубы, мне кажется, мистер Таллох видел их перед тем, как его застрелили, и сотни ящиков шотландского виски…

К счастью, Бейси решил поднять стекло. В «бьюик» уже набилась целая туча едкой вездесущей пыли. Она клубами вставала с меловой поверхности грунтовки и ложилась поверх слоя пыли, уже собранной машиной с выгоревших полей, с идущих вдоль противотанковых рвов насыпей и с погребальных курганов; и отблескивала она тем самым светом, который Джим видел на олимпийском стадионе в Наньдао, светом, возвестившим окончание одной войны и начало следующей.

Вскоре после наступления сумерек они подъехали к коммунистическому городку в двух милях южнее Лунхуа. Жалкие одноэтажные домишки притулились к стене керамической фабрики, похожие на картинку в детской энциклопедии, которую когда-то видел и запомнил Джим, на картинке дома точно так же теснились вокруг католического собора. Куполообразные печи для обжига и кирпичные трубы собрали на себя последние остатки солнечного света, как будто нарочно, чтобы разрекламировать тепло и процветание, привнесенное в эту горстку хибар коммунистическим режимом.

— Правильно, Джим, так держать, всегда полагайся на силу слова. Но атаку начинать все равно тебе.

Прежде чем Джим успел положить на полочку у окна свой «Ридерз дайджест», капитан Сунг рывком распахнул дверцу машины. Голый по пояс офицер выволок Джима из «бьюика». У мальчика из носа ручьем лилась кровь, но Сунг обращался с ним как охотник за трюфелями с натасканной на грибы свиньей: ворча и выкрикивая какие-то односложные команды, он толкнул Джима на ту сторону дороги, больно ткнув его на прощание в ребра стволом автоматического пистолета. Оба грузовика и «бьюик» остановились за насыпью, по которой шла железнодорожная ветка Шанхай-Ханьчжоу. Ярдах в трехстах от того места, где они остановились, от железной дороги широким полукругом отходило ответвление к керамической фабрике, за которым из города их точно никто не мог увидеть. Бандиты вышли размять ноги на высохшую рисовую делянку под насыпью. Некоторые открыли подсумки, достали ветошь и начали чистить оружие. Другие расставили на капоте «бьюика» кувшины с вином, закурили и выпили по первой. Они молча стояли в густеющих сумерках, каждый сам по себе.

Джим потрусил по высохшей поверхности рисового поля, слушая, как постепенно стихают за спиной свист и вопли капитана Сунга. Он пережал себе нос, надеясь, что кровь перестанет течь, потом, наоборот, дал ей литься свободно и размазываться на ветру по щекам. Если ему повезет, то часовой, которого коммунисты вполне могли выставить на железнодорожной насыпи у завода, подумает, что он уже ранен, и сосредоточит огонь на оставшихся у него за спиной бандитах.