— Уж не заболела ли ты? — Поинтересовался Марек тоном заботливой нянюшки. — Температура есть?

— Не знаю. Не мерила.

— Это зря. Нельзя относиться к себе с таким небрежением. Сейчас померяем температуру, потом попьем горячего молока с рыбьим жиром…

— С чем?!

— С рыбьим жиром. — Марек, присев на кровать, принялся щупать мой лоб. — Температура, если и есть, то небольшая.

— Я не хочу жир! — Меня аж передернуло, только представьте, горячее молоко и жир. Бр-р, это даже не гадость, этому даже названия еще не придумали.

— Надо.

— Я уже выздоровела.

— Неужели? — Не поверил Марек.

— Выздоровела. Я и не болела, мне просто… просто хотелось поваляться в кровати, запрещено, разве?

— Нет, конечно, не запрещено. А мы тут уже волноваться стали.

— Зря. — Я чувствовала, что стремительно краснею, и ничего не могла поделать. Стыдно-то как, взрослая, а веду себя, как избалованное дитя.

— Значит, поход на пляж не отменяется? — Поинтересовался Марек.

— Сейчас спущусь.

Он намек понял и, выразив надежду, что мое присутствие скрасит скромную трапезу — надо думать, в виду имелся обед, вышел. Ф-фу, давно не ощущала себя такой дурой. Страус я, вернее, страусиха, толстая и глупая, при любой опасности засовывающая голову в песок.

Скинув подушку на пол — полегчало — я рассмеялась, жизнь идет, нечего прятаться, нужно… Что именно нужно делать, чтобы не отстать от жизни, додумать я не успела: взгляд упал на тетрадь, раскрытую на зашифрованной странице. Она лежала… боком, ну, не то, что вверх ногами, а именно боком, то есть повернутой на девяносто градусов. А глаза выхватили первое слово.

«Ангел».

Лара умудрилась придумать шифр простой и вместе с тем действенный: она писала слова не в ряд, слева направо, как пишут нормальные люди, а в столбик. Столбик к столбику, буква к букве и, если пытаешься прочесть текст, выходит полная нелепица. А, поверни тетрадь, и все становиться понятно.

Прочесть? Марек ждет, не следует его обижать, в конце концов, будет вечер, будет свободное время, тогда и прочту в тихой, спокойной обстановке, когда над душой никто не стоит.

Даст бог, пойму, кто есть ангел и зачем он спит.

А еще почему пики козыри.

Мой дневничок.

С. звонила. Господи, мне так плохо, а она сказала, будто мы не должны больше встречаться. Как это, не должны? Она разрывает связь? Она хочет избавиться от меня, хочет вычеркнуть меня из своей новой, благополучной жизни. Вот просто взять и вычеркнуть, словно фамилию из старого блокнота.

Умру без нее.

Тимур

Ника выглядела жизнерадостной, настолько жизнерадостной, что Салаватова разбирала злость: рядом с ним она и улыбалось-то редко, а, стоило появиться этому красавчику, и, пожалуйста, все печали, все проблемы позабыты.

— Ревнуешь. — Поддела Сущность.

— Не хватало. — Пробормотал Тимур.

— Что? — Ника повернулась к нему, в одной руке бутерброд с ветчиной и нежно-зелеными листьями салата, в другой чашка с чаем. Улыбается, а в глазах безмятежное счастье. — Ты что-то сказал?

— Нет. Тебе показалось.

Ника пожала плечами и вновь повернулась к Мареку, вот уж кто не страдал от недостатка внимания. И что женщины находят в таких вот типах, да он на педераста похож, небось, и косметикой пользуется. Салаватов слышал о существовании специальной косметики для мужчин: разные там крема для век, для щек, для носа, для пяток.

— Ты просто ревнуешь.

— Ладно, ревную, ну и что с того?

— Ничего. — Сущность, не ожидавшая подобной откровенности, растерялась. — Тогда борись.

— С кем?

— Не с кем, а за кого. Если она тебе так нравится…

— А тебе нет?

— Я — твой здравый смысл, мне не может нравиться девица, которая втягивает тебя в дурно пахнущую историю, а потом убегает к подозрительному типу.

— Тим, с нами пойдешь?

— А? — Задумавшись, Салаватов пропустил вопрос.

— Спрашиваю, пойдешь купаться? — Ника щурилась, как кошка, что следит за суетливой воробьиной стаей и прикидывает, стоит ли охотиться или лучше валяться на солнце, дожидаясь, пока воробьи сами подойдут поближе.

— А надо? — Тимуру не улыбалось присутствовать на сей идиллистической картинке в роли глупого воробья.

— Как хочешь. — Она снова улыбнулась и снова не ему, а Мареку, тот самодовольно улыбнулся в ответ. — Жарко будет.

— Тогда пойду.

Салаватова больше всего порадовало вежливое недовольство, промелькнувшее на холеной морде соперника. Марек, похоже, рассчитывал на отказ. Ну уж нет, подобного удовольствия Тимур ему не доставит.

— Значит, купаться! — Подвела итог Ника. — Верите, я тысячу лет не купалась!

К вящему сожалению Салаватова Марек держался с элегантной небрежностью наследного принца, он умудрялся одновременно и вести беседу и не обращать на собеседника внимания. Тимур ощущал себя студентом, которому «посчастливилось» оказаться в одной компании с болтливым и самоуверенным профессором.

На Нику небрежение не распространялось, напротив, Егорин окружил девушку заботой и вниманием. Настроение портилось, как молоко, забытое в жаркий день на столе.

— Здесь замечательные места. — Вещал Марек. — Осторожно, яма. Дорога не очень удобная, не успели заасфальтировать, да и, признаться, мама желала, чтобы все здесь оставалось, как раньше. И колодец засыпать не позволила, хотя отец настаивал.

— Какой колодец? — Ника, кажется, готова была слушать этого типа вечно. А ее рука в лапе Марека смотрелась… неправильно она смотрелась.

— Есть здесь колодец. Наверное, еще со времен старой усадьбы остался, отец говорил, что вроде бы как в доме водопровод сделать пытались, а потом идею забросили, а колодец остался. Страшная, я тебе скажу, штука — однажды сам чуть не провалился…

— Ух ты, смотри, Тим, как здесь классно! — Ника взвизгнула и захлопала в ладоши. А посмотреть было на что, пологий берег, чистенький, в отличие от того, к которому привез — «приплыл»? — Митрич. Желтый песок, украшенный — по-другому и не скажешь — редкими камнями настолько правильной формы, что поневоле создавалось впечатление, будто бы их нарочно подбирали. И вода… прозрачная, чистая вода, сквозь которую видны и овальные ракушки, и мелкий песок, и даже большой, заросший зеленой тиной камень.

А чуть в стороне виднелась пресловутая пристань: обыкновенный деревянный настил, закрепленный на трех врытых в землю столбах. У пристани весело покачивалась на волнах небольшая моторка пижонского красного цвета.

Ника моментально изъявила желание прокатиться, искупаться и позагорать, причем все сразу. Плавала она с дельфиньей ловкостью, и так же искренне веселилась, а потом, заявив, что будет загорать одна и без купальника, убежала куда-то за пристань.

— Забавная девочка. — Марек продемонстрировал великолепную тренированную улыбку. Загорать он не стал, и от купания воздержался, несмотря на собственные заверения, будто бы вода в озере высший класс.

— Хорошая. — Говорить с господином Егориным не хотелось, да и о чем с ним разговаривать? В морду