Граалем или связанным с ним предметом мог считаться и меч — например, у Вольфрама перед появлением реликвии в зал вносят два кинжала (zwei mezzer). Правда, это ошибка перевода — старофранцузское слово tailleoirs означает не «кинжалы», а «поднос» или, точнее, разделочную доску, что намекает на питающие свойства святыни. В других романах меч фигурирует в качестве «заместителя» чаши — например, Гавейн в продолжении «Персеваля» оказывается не в состоянии починить сломанный меч и поэтому терпит неудачу в поисках Грааля. Нетрудно заметить, что все перечисленные предметы — чаша, копье, меч и камень — совпадают с четырьмя святынями ирландского язычества, а также с четырьмя мастями карт таро: кубки (чаши), жезлы, мечи и диски. Уже не раз отмечалось, что эти образы соответствуют четырем стихиям: чаша — вода, копье — огонь, меч — воздух, камень — земля.

Все эти совпадения многозначительно упоминаются в сочинениях тех авторов, что пытаются рассмотреть легенду о Граале в качестве стержня традиции, ведущей от древнего европейского язычества к современным оккультным течениям через тамплиеров, катаров и розенкрейцеров. Тамплиеры, как уже говорилось, прямо названы хранителями Грааля в романе Вольфрама; кроме того, в их символике причудливо повторяются мотивы чаши, копья и отрубленной головы. В Шинонском замке, где были заключены перед казнью вожди ордена Храма, позже были обнаружены граффити с изображением тех же четырех ипостасей Грааля: копья, меча, камня и сердца, которое заменяет чашу так же, как это произошло в современных картах, где «сердца» (черви) пришли на смену прежним «чашам». Что касается катаров, то их связь с Граалем и тамплиерами прослеживается разве что на уровне обшей символики, но для любителей «таинственного» эта связь давно уже сделалась общим местом. Верил в нее и аббат Беранже Соньер, который в 1885 году начал загадочные раскопки в деревушке Ренн-ле-Шато у подножия Пиренеев, находящейся совсем недалеко от развалин катарской цитадели Монсегюра. Якобы найденные им документы легли в основу нашумевшей книги британских авторов Генри Линкольна, Ричарда Лея и Майкла Бэджента, вышедшей в 1982 году под названием «Святая кровь и Святой Грааль».

Выводы авторов книги были столь же сенсационны, сколь и недоказуемы. Они утверждали, что под Святым Граалем (он же «святая кровь») имелись в виду не артефакты, а живой человек — ребенок Христа от Марии Магдалины. Потомками этого ребенка будто бы стали короли из династии Меровингов, а также французское семейство Плантаров, взявшее на себя роль наследственных хранителей «святой крови». Последний представитель семьи Пьер Плантар, нарушив обет молчания, поведал исследователям историю «Сионского приората», который на протяжении веков хранил оккультные тайны под прикрытием орденов тамплиеров, розенкрейцеров и масонов. К его магистрам причислялись Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Виктор Гюго и даже Жан Кокто. Те же ошеломляющие «открытия» повторены в детективном романе Дэна Брауна «Код да Винчи» (2003) и в созданном на его основе голливудском боевике. Мусолящим сенсацию журналистам дела нет до того, что никакого «приората» никогда не существовало, что Пьер Плантар — банальный фальсификатор, а Лувр, церковь Сен-Сюльпис и часовня в Рослине не имеют никакого отношения к Граалю.

В оккультных кругах Запада не прекращаются и попытки более серьезного «освоения» легенды о Граале. Рене Генон и Джулиус Эвола считали волшебную чашу краеугольным камнем «гиперборейской традиции», идущей от легендарных атлантов. По их мнению, возрождение граалевской легенды в XII веке было связано с попыткой духовного переустройства Европы, предпринятой рыцарством в союзе с «передовой» частью духовенства — прежде всего, цистерцианским орденом и его основателем Бернаром Клервоским. Если отвлечься от гиперборейских фантазий авторов, эта версия имеет под собой почву — иначе трудно объяснить одновременность (XII век) церковной реформы, предпринятой святым Бернаром, возникновения военно-монашеских орденов тамплиеров и госпитальеров и появления первых легенд о Граале. Особенно многозначительны в этой связи два факта: тесная связь Бернара с основателями ордена Храма и создание в цистерцианских монастырях канонических текстов артурианы — романов Вульгаты(25). Не исключено, что пропаганда «идеального» рыцарства и впрямь была умело срежиссирована, однако направляли эти усилия не оккультисты, а вполне практичные политики — церковные и светские.

Дань теме Грааля отдал и основатель антропософии Рудольф Штейнер, считавший стражами небесной чаши мертвецов — точнее, эфирные души, проходившие первое время после смерти своего рода «послушание» в качестве хранителей святыни. Развивая идеи Штейнера, немецкий инженер Оскар Эрнст Бернхардт основал в 1929 году в Австрии «Движение Грааля» или «Белую ложу», которая до сих пор имеет десятки тысяч приверженцев в разных странах (в 1990-е годы ее «писание» под названием «К свету Истины» вышло и по-русски). Бернхардт объявил Грааль символом духовного совершенства, достигаемого путем последовательных перерождений; сам основатель секты, по его утверждению, пребывал когда-то в теле арабского принца Абд-ру-Шина, а потом — Парцифаля. В последние годы тему Грааля активно эксплуатируют супруги Джон и Кэтлин Мэттьюз, основатели так называемого Трансперсонального института. Во множестве книг они рассматривают легенды о Граале и короле Артуре как проявление универсальных архетипов человеческого сознания, создавая на их основе как квазинаучные теории, так и вполне конкретные методики психологического тренинга(26).

На этом остановимся. Все изложенное может привести только к одному заключению: в прошлом и настоящем нет ничего, что не было бы связано с Граалем. Этот «ценный» вывод ставит небесную чашу в ряд таких вещей, как НЛО, торсионные поля и теория академика Фоменко — как правило, о них рассуждают взлохмаченные люди с опасным блеском в глазах. Что ж, можно оставить реликвию им на растерзание, тем более, что она, как уже говорилось, не имеет никакого отношения к реальному Артуру и его эпохе. Напоследок отметим, что поиски Грааля, при всей их очевидной бесплодности, будут продолжаться еще долго — пока люди в состоянии стремиться к чему-то, выходящему за пределы их сиюминутных забот.

История любит парадоксы, и случай Артура — не исключение. Не умея читать и писать, не интересуясь вымыслами бардов, бриттский полководец оказался обязан своим бессмертием исключительно литературе. Она заставила потомков его противников и гонителей его народа подражать его деяниям и с восторгом следовать обычаям его двора — естественно, выдуманным. Подобно эпидемии, слава короля перебрасывалась из Англии на континент и обратно, охватив в XX столетии весь мир. А ведь незадолго до этого казалось, что кельтского героя окончательно сдали в архив — «галантному веку» он даже в рыцарско-куртуазном обличье казался слишком грубым, слишком воинственным и, как ни странно, слишком идеалистичным. Свою лепту внесла и наука, которая, едва встав на ноги, взялась за критическое переосмысление средневековых легенд, не оставив от них камня на камне.

Напомним, что на исходе средневековья Артур оказался практически забыт во всей Европе, кроме Англии, поэтому как восхваление его, так и развенчание происходили с тех пор в основном на британской почве. Тем и другим здесь, как и прежде, занимались не только поэты, но и историки — в особенности антиквары, кропотливо изучавшие наследие древности. Первым из них был уже упомянутый Джон Лиланд, ученый-гуманист, благодаря близости ко двору получивший от Генриха VIII Тюдора ответственное поручение — провести перепись памятников старины во всех графствах Англии и Уэльса. Это случилось в 1533 году, когда король, только что сменивший католицизм на новую англиканскую религию, готовил роспуск монастырей и конфискацию их имущества, включая старинные рукописи и реликвии. Чтобы монахи не сумели ничего спрятать, требовалась точная информация об их сокровищах, которую в изобилии дали многолетние труды Лиланда. Когда по его «наводке» королевские чиновники нагрянули в обители, вывозя самое ценное и беспощадно уничтожая остальное, антиквар пришел в ужас. Выданная Генрихом охранная грамота позволила ему спасти немало манускриптов и произведений искусства, но многое погибло безвозвратно. От пережитых потрясений Лиланд помешался и умер в 1552 году, не закончив свой главный труд — многотомные «Путевые записки» (Itinerary). Они были изданы только в 1709 году и обогатили артуроведение ценными данными — например, предположением о тождестве Камелота и Сауз-Кэдбери.