— Ну, все, господин Олег, — попрощался глава посольства. — Завтра с утречка выезжаем.

— Дай Бог — в добрый путь!

Оба разом перекрестились на висящие в красном углу иконы.

Утро выдалось морозное. Трещал под копытами снег. Слева, за покрытыми белым лесом холмами, брезжил красноватой дымкой рассвет. Впереди лежали восемь дней пути — обычно столько времени добирались от Новгорода до Москвы. Позади поднимались к стылому небу купольные храмы Великой республики.

Ехали лесными дорогами, а чаще — уже замерзшими реками. Весело стучали по льду копыта, ржали кони, перекрикивались воины. Для ночевок выбирали небольшие поляны, в стороне от дороги, тем не менее — пользуемые: частенько находили оставленные кострища, еще дымящиеся, и охапки дров рядом. Утром, выезжая, так же, по обычаю, не забывали нарубить дров для едущих следом путников.

Передвигались, тьфу-тьфу, без особых приключений — хищники (серые и двуногие), видно, не решались связываться с хорошо вооруженным отрядом. Только блазнилось иногда — вроде как позади скакал кто-то… Пару раз даже слышалось лошадиное ржание. А может, казалось… Потом, после одной из ночевок, ржание слышалось впереди. А потом вообще исчезло. Ну и черт с ним.

Так и доехали до Тверской земли, проехали Волоцкий монастырь — совсем ничего до Москвы оставалось, господин Ларионов уже было и дух перевел, как вдруг…

Проезжая пустошь…

Выскочив из кустов, с обеих сторон разом навалились всадники в стеганых тегиляях, в колпаках, с саблями, с луками. Помчались стаей, словно волки, и так же, по-волчьи, выли.

По знаку Никиты воины без особой спешки выстроили лошадей вкруг. Выставили вперед копья, опустили забрала — ждали. Как только стали видны белки глаз передних всадников, Никита взмахнул рукой. Грянула ручница, и давно настороженные самострелы выпустили смертоносный заряд. Мало какая стрела пролетела впустую. Целились без суеты, тщательно, чего нельзя было сказать о нападавших. Те верещали, наскакивали без всякого толка и так же бестолково гибли. Потом беспорядочно отступили.

Олег, радуясь вместе со всеми, отер от крови шпагу.

Рано радовались!

— Смотри-ко, робята, снова!

Опять жуткие вопли и свист стрел — одна ударила Олегу в латы, слава богу, не пробила, но удар был сильный. Белый снег оросился кровью. Несколько воинов упали, пронзенные стрелами. А те, в тегиляях, все прибывали, визжали, привставая в седле, крутили над головами саблями, словно татары. И было их все больше и больше…

— Круг! Держите круг! — напрягаясь, кричал Никита.

Впрочем, все и без него понимали, что только в этом — спасенье. Хотя бы — надежда. Если враги прорвут строй — все! Налетят саранчой, сомнут, забросают стрелами.

Поэтому — держались. Место выбывшего во внешнем кругу сразу же занимал другой. Вот только слишком часто стали появляться выбывшие.

Наступил и Олегов черед. Сжав в руке шпагу, выставив вперед круглый щит с небольшим умбоном, он молча ждал. Отделившись от остальных, крутя над головами саблями, прямо на него неслись трое. В тегиляях с поднятыми воротниками, застегнутыми до самых глаз.

Ну, ан гард!

Удар с наскока!

Силен… Но и мы тоже не лыком шиты.

Уклонение… Отводка… Ложный финт… Контратака и захват… завязыванием… Словно змея, обвилась Олег Иванычева шпага вокруг сабли московита. Неуловимое движение и… Опа! А ну-ка, сбегай, полови сабельку… А теперь наш черед! На!!!

Узкая шпага пронзила стеганый кафтан легко, словно масло. Убитый Олегом шильник навзничь повалился в седле. И тут же наступила очередь второго. Осторожнее надо быть, шпага — оружие коварное.

Осторожным оказался третий. Он долго кружил рядом, не решаясь сделать выпад, потом, вдруг резко поднявшись в седле, швырнул в Олега короткую пику.

Страшный удар!

Олег Иваныч еле успел пригнуться. Сорвало шлем, порезав разорванными ремнями шею. Ах ты, черт, плохо без шлема-то. Теперь любая стрела…

Дико хохоча, нападавший ускакал прочь, развернулся, доставая из колчана лук… Знал, поганец, что никто не будет его преследовать — все держали строй. Слева и справа от Олега звенели перекрещивающиеся мечи и сабли, раздававшаяся вокруг ругань, крики и стоны смешивались с ржанием лошадей в густой навязчивый шум, шум битвы.

Олег поднял повыше щит. Не заметил, как промелькнула стрела. Потом еще одна… и еще…

Его явно забивали, выцеливали… словно из пулемета. Тут хоть ты какой фехтовальщик…

Еще одна такая очередь — и не видать Олегу Иванычу Москвы, как своих ушей… а также и Новгорода не видать. И Софьи…

А вражин-то, кажется, меньше стало! Эх, не было б у них столько стрел…

Черт! Этих еще не хватало.

Выставив вперед длинные копья, из-за холма выехал отряд тяжеловооруженных воинов на покрытых кольчужными попонами конях. Предводитель — на вороном коне в богатой сбруе, в черном плаще, черненых пластинчатых латах с зерцалом, в матово-черном шлеме с опущенным забралом в виде маски злобного ощерившегося волка. Черный рыцарь. Казалось, он усмехается там, под забралом.

Ну, все… Этого удара им уже не выдержать. Сейчас рыцари опустят на упоры тяжелые копья. Поляна для них вытоптана. Ага, вот, значит, для чего те, в тегиляях, так бестолково метались. Не такие уж и глупцы, оказывается.

Они так и продолжали осыпать обороняющихся градом стрел.

Черный рыцарь с маской волка, выехав вперед, поднял руку. Затрубили в рожки.

И град стрел вдруг утих.

И всадники в тегиляях исчезли в лесу, словно и не было их никогда.

Черный отряд медленно проехал мимо опешившего посольства и скрылся за ближайшим холмом.

Москва показалась внезапно. Вынырнула из гущи лесов за поворотом, сразу за монастырем, растеклась вдоль замерзшей реки деревянными избами, узорчатыми крышами теремов взметнулась в серое небо. Меж домами изрядно тянулись пустоши, видно — поля. За рекой виднелись еще какие-то многочисленные постройки. По обоим берегам реки тут и там торчали замершие на зиму мельницы. Вообще же город производил впечатление довольно обширного. Может, и в самом деле таковым был, а скорее просто казался, поскольку никаких четких границ городской черты не имелось — ни достойной стены, ни глубокого рва, ни раскатов, так что нельзя было сказать наверное, где кончался город и начинались слободы. Каменных зданий в Москве было мало, не то что в Новгороде; на Олега Иваныча, как и на многих посольских, город произвел двойственное впечатление: пришибленности и силы. Основной цвет здесь был — серый. Серые избы под серыми крышами, серые ограды, темно-серые одежды встретившихся по пути жителей, лица которых тоже казались серыми. Лишь кое-где, крайне редко, словно посланцы совсем иной жизни, сверкали золотые купола храмов.

Остановившись, посольские спешились и помолились. Слава те, Господи, добрались! Схоронили, правда, троих, да двое ранено… Ну, еще легко отделались, бывало и похуже.