и государственных наград. Война, как Великая Отечественная, так и, спустя десятилетия, «афганская», беспристрастно выявляла Людей и людишек. И каждому, как говорится, полагалось и воздавалось, без официоза, свое, заслуженное…

Спустя годы Василий Захарович в своем письме Алексею Ефимовичу Клещеву высказал, пожалуй, то, что в годы горбачевской «перестройки» окончательно обозначило непреодолимую грань между коммунистическими идеалами и «практичным» цинизмом эпохи карьерных партфункционеров.

Из письма В.З. Коржа А.Е. Клещеву: «Алексей Ефимович! Давно я собирался с тобой поговорить по душам и высказать то, чего ты заслуживаешь.

Жизнь не избаловала меня за долгие годы борьбы со всеми врагами советской власти, как внутренними, так и внешними. И все боевые поручения я выполнял настолько честно и беззаветно, насколько мне хватало моего умения и сил, нигде и никогда не посягая на дела и труд, завоеванные другими в честной борьбе…

…Скажу так, что у меня выработался некий инстинкт правильного определения сущности человека. Хочется всегда верить в лучшее, но часто приходилось обманываться. Я убедился, что первая моя оценка человека — это самая правильная оценка.

Вот смотри, как я тебя определил до войны, хотя с тобой близко не соприкасался, но по привычке изучал людей на ходу и сейчас убедился, что в тебе я тоже не ошибся. Увидел я в тебе не идейного и правильного большевика, а скорее карьериста, любящего, между прочим, крепко «сосать» государство…

Как только началась война, ты, Алексей Ефимович, не дожидаясь того, что тебе скажет партия, в охапку схватил свою семью, погрузил на машины и со всем скарбом неорганизованно уехал из Пинска, без всякой на то команды. Лишь после выступления Сталина 3 июля 1941 года партия тебя «отловила» и уже как «дезертира» направила на укрепление отряда честнейшего человека, секретаря Пинского обкома Шаповалова и других товарищей. Но ты сам по себе так ничего и не организовал, а просидел у батьки своего в склепе и партийное задание не выполнил…

Теперь берем осень 1942 года, когда ты на самолете прилетел в Любанский район для работы у меня, о чем я узнал через своих связных, а ты поначалу вообще так и не объявился. Я думал, что наконец-то будет связь, будем вместе работать. Но ты в наш партизанский край явно не спешил, хотя у тебя были рация, вести и указания из Москвы. Мы в этом так нуждались. А время уходило. И у меня сразу мелькнула та же мысль о тебе, которую я уже высказывал выше.

Я взял тогда с собой группу и сам ездил за тобой в Любанский район. Прибыв на место и немного поработав с тобой, я начал, было, менять свое мнение о тебе, стараясь всецело укреплять твой авторитет как партийного руководителя. А для этого надо было непосредственно участвовать в боевой работе. Ведь более восьми месяцев ты пребывал в Москве и этим не занимался.

Но мне тут же пришлось серьезно с тобой разбираться, когда ты по существу от имени командования Пинского соединения, в обход меня как его командира, направил две шифровки в Москву, где расписывал свои мнимые подвиги и многое другое. Зачем же так?

Публично я тебя «обесславливать» не стал, но в январе 1943 года у нас с тобой дважды состоялся жесткий разговор с глазу на глаз. Ты ведь был уполномоченным ЦК КП(б)Б и не более того, а посягал на чужой, не завоеванный тобой труд. Ты, как подлец, изворачивался при том разговоре и говорил, извиняясь, что такого больше не повторится. И в дальнейшем я авторитет твой не подрывал, иначе делу нашему общему конец! Не позволял я себе этого и будучи в 1943 году в Москве…

…Привожу тебе напоследок, Алексей Ефимович, слова великого полководца А.В. Суворова, любимого всеми его подчиненными за справедливую борьбу за свое Отечество и гуманное отношение к простому солдату (за точность не ручаюсь, но по сути верно): «…Одни генералы родятся генералами, другие делаются… Первых видел я на передовых постах, в дыму пороха, со штыками и саблями, а последних перед кабинетами, полотерами на паркете. А мундиры-то у тех и у других одинаковые…»

И у нас с тобой, Алексей, мундиры одинаковые. Но я-то свой получил после долголетней борьбы с врагом за советскую власть, после неоднократного выполнения боевых заданий. И в душе теперь чувствую, что мундир этот я все-таки всей своей нелегкой жизнью заслужил…

А вот ты потом за год пребывания (1943—1944) на «боевых позициях» в тыловой гостинице «Москва» «хорошо оформился» — генерал, герой, секретарь обкома. Правда, фрица живого, на мушке, по которому стрелять надо, Алексей Ефимович, ты по настоящему так и не видел… Да и ладно. Бог тебе во всем судья».

Судя по всему, возразить Алексею Ефимовичу по существу было нечего. Он предпочитал действовать «другими методами»…

А тогда, осенью 1943 года, со встречавшими его людьми Василий Захарович отправился в штаб соединения. Там они беседовали всю ночь. Командира интересовало все, чем жили бригады и отряды летом: и как сев провели, хлеб убрали, и как диверсии на коммуникациях оккупантов совершали, и как на вражеские гарнизоны нападали, и как власть советскую в освобожденных районах укрепляли. Все до самых мелочей.

Больше рассказывал Федотов. Говорил, что хлеб убрали неплохой, не дали врагу увезти его. Теперь есть запасы и для населения, и для партизан. В рельсовой войне участвовали: в июле, августе и сентябре 1943 года.

Так, в сообщении Совинформбюро от 23 июля 1943 года говорилось, что партизаны-кировцы спустили под откос два фашистских эшелона. Были разбиты паровозы и 29 вагонов. Группа бойцов этого же отряда взорвала железнодорожный мост, уничтожила автомашину и трех офицеров, находившихся в ней.

Федотов рассказывал, кто это сделал. В числе отличившихся он назвал подрывника Мищенко, с которым Корж позднее встретился. Один из эшелонов действительно спустил под откос Мищенко, возглавлявший группу подрывников. Партизаны хотели разрядить 50-килограммовую бомбу, но не смогли. Тогда они притащили ее к железнодорожному мосту и здесь взорвали. Мост рухнул. Второй эшелон, названный в сообщении, был спущен под откос группой Федора Артюховича таким же способом, но тоже не без участия Мищенко.

По распоряжению ЦШПД надо было вывести из строя железные дороги Лунинец—Барановичи, Пинск—Лунинец—Микашевичи и Лунинец—Видзибор. Но осуществить эту большую операцию полностью не удалось, так как соединение не располагало достаточным количеством взрывчатки и средств взрывания. Поэтому штабом соединения для проведения рельсовой войны была избрана только партизанская бригада имени Ленина. Ей поручили осуществить подрыв железнодорожного полотна на участке Лунинец—Буды. Все детали операции тщательно продумали и долго к