Размышления над кусочком лезвия были недолгими: даже стало вдруг интересно, будет ли больно? Где-то он читал, что кровь идет быстрее, если рану держать в воде…

Он усмехнулся и… несколько раз чиркнул по венам… спокойно, словно по неживому… Кровь брызнула фонтаном, обливая стену над раковиной… Не медля ни секунды, он в ожесточении разрезал вены и на другой руке, затем включил воду и подставил под струю изрезанные руки…

Через несколько минут он стал терять сознание, инстинктивно вцепился в раковину, стараясь удержаться на ногах, но тут пронзительно зарычали трубы водопровода… Затмившийся взгляд уловил склоненные над ним лица сокамерников и контролеров, которые, пнув в сердцах его несколько раз, поволокли из камеры…

Очнулся он в небольшой камере, стены которой были залиты острыми зловещими буграми бетонного раствора. Камера была без окон и освещалась тусклой лампочкой, утопленной над дверью в стене и замурованной решеткой.

Двое нар были пристегнуты к стене на замок, и Савелий догадался, что находится в карцере. Напротив сидел на корточках краснолицый парень и угрюмо смотрел в потолок.

— Очнулся, земляк? — спросил он Савелия.

— Давно я здесь?

— Вторые сутки… Ноет? — поинтересовался тот и, не получив ответа, неожиданно «завелся». — Лидеры вонючие? Тебя в санчасти держать надо, а не в трюме!

И снова Савелий промолчал, а в этот момент откинулась «кормушка», и «вертухай», дежурный по коридору, выкрикнул:

— Говорков! Слегка!

Заскрежетали железные запоры, и дверь чуть приоткрылась.

— Видно, к лепило! — усмехнулся краснолицый сосед и быстро добавил: — Может, курехи где стрельнешь?!

Савелий медленно поднялся. Грязные бинты, размотавшись, болтались. Едва он вышел, дверь захлопнулась, и снова взвизгнули запоры.

Прапорщик взглянул на руки Савелия, потом на старшего:

— Может, накинуть ему браслеты?

— Куда он денется!? — усмехнулся тот и грубо скомандовал: — Руки назад! Впервые замужем, что ли? — он ткнул Говоркова в бок огромным ключом. — Пошел вперед!

Савелий нехотя подчинился: взял руки за спину и двинулся медленно по коридору. Метров через двадцать уткнулся в решетчатую, перегородку с дверью посередине. Дежурный, словно играя, как, ребенок, громко провел железным ключом по решетке, предупреждая этим сигналом, что ведет подследственного, затем повернулся к Савелию и скомандовал:

— Лицом к стене! Стоит, вылупился! Савелий медленно повернулся и увидел на стене красный плакат: «ЧЕСТНОЕ И ДИСЦИПЛИНИРОВАННОЕ ПОВЕДЕНИЕ — ПУТЬ К МЕНЬШЕМУ СРОКУ!» И тут Савелию стало все так противно, что он потерял контроль над собой: повернулся, оттолкнул дежурного, открывавшего дверь, в сторону и бросился по коридору.

— Стой! — крикнул вдогонку прапорщик, вскакивая с кафельного пола и вытаскивая из кармана газовый баллон.

Услышав крик, из-за поворота выскочили еще два прапорщика и устремились навстречу Савелию. Но он выпрыгнул вверх, ударил одного ногой в грудь, другого — локтем в лицо. Оба выключились из борьбы, но в этот момент успели подскочить дежурный с «черемухой» и его напарник. Один схватил Савелия за порезанную кисть, другой обхватил за шею. Вскрикнув от боли, он все-таки освободил руку и ударил между ног того, кто держал его за горло. Взвыв, тот выпустил Савелия, но сейчас же вновь обхватил его, изо всех сил стискивая ему горло.

— Пусти, сволочь! — прохрипел Савелий. — Я должен увидеть ее! Должен! — Извернувшись, он ударил дежурного локтем в живот, но тот успел брызнуть «черемухой» ему в глаза.

Резкая боль заставила Савелия обхватить лицо руками. Пьяно шатаясь и ничего не видя перед собой, он устремился снова вперед, но тут из бокового ответвления коридора выскочили еще четверо рослых солдат, которым зеки дали кличку «веселые мальчики». Они сбили с ног ослепленного газом Савелия и начали остервенело пинать коваными сапогами…

Несколько минут продолжалось зверское избиение, когда к ним подбежал капитан, сотрудник режимной части. Одышливо отдуваясь, он с явным удовольствием наблюдал, потом насмешливо бросил:

— Ладно, хватит с него! Пнув по инерции еще пару раз, спецкоманда остановилась. Савелий, глухо постанывая, скорее от обиды, чем от боли, лежал на каменном полу, раздирал кулаками слезящиеся глаза. Бинты соскочили, и из разошедшихся швов обильно сочилась кровь.

Капитан кивнул солдатам, и те нехотя и грубо вздернули его на ноги.

— Пустите! — Отталкивая их руки, Савелий снова хватался за глаза. — Я должен увидеть ее! Должен! Почему она так!..

Савелий глотнул воздух открытым ртом и бросился на капитана, но был остановлен солдатами.

— Ты смотри! Бешеный! — крикнул капитан, чуть дернувшись испуганно в сторону. — В наручники его! И назад, в камеру! В карцер! — Хотел уйти, но, увидев капающую на пол из рук Савелия кровь, брезгливо поморщился. — Сестру к нему… — Повернулся и быстро ушел прочь.

Заломив Савелию руки назад, солдаты надели на него наручники и потащили в карцер. — По дороге прапорщик с разбитым лицом остервенело ткнул его несколько раз кулаком в бок, приговаривая:

— Сволочь… Паскуда… Говнюк… …Симпатичная молоденькая медсестра, жалобно поглядывая на воспаленное, побитое лицо Савелия, ловко наложила на его запястья швы, потом перевязала, дала выпить обезболивающую микстуру и сунула несколько таблеток ему в карман.

— Принимайте при сильных болях! — Она вздохнула, подхватила деревянный ящик с лекарствами и быстро вышла из камеры.

Прапорщик с пластырем на лице, ехидно улыбаясь, защелкнул поверх бинтов наручники.

— Ты чо, начальник, сбрендил? — воскликнул краснолицый сосед Савелия. — Браслеты на раны одевать! С концлагерем перепутал, что ли?

— А ты сиди не вякай, а то и тебя закую! — процедил тот.

— Я таких бы вообще в яме держал! Точно, Бешеный! — поддержал его второй дежурный.

— Бодливой кобыле Бог рогов не дал! — огрызнулся краснолицый.

— Ну, сучок… ты… ты у меня покуришь теперь и поспишь не по распорядку! — пригрозил тот, что с пластырем, в ответ. — Ишь, расшлепался!.. — Они вышли, громко хлопнув дверью.

Пес Мишка сидел и смотрел на раненого, но незнакомец лежал тихо и не шевелился. Пес встал на лапы и подошел к кровати, осторожно лизнул его в руку.

— Пи-и-и-ить… — чуть слышно прошептали губы Савелия и снова повторили: — Пи-и-и-ить…

Его голова мотнулась из стороны в сторону, а рука ухватилась за ворот пижамы, чтобы освободить грудь. От этих движений одеяло сползло на пол.

Растерянно поскулив, пес взглянул на раненого, на дверь, подошел к кровати, ухватился за один край одеяла и затащил его на обнаженное тело Савелия.

— Пить… воды… — ясно прошептал он. Продолжая скулить и повизгивать, пес подошел к окну, встал на задние лапы, упершись передними в подоконник, и выглянул в окно: не видно ли хозяйки? Двор был пуст, и Мишка быстро просеменил на кухню, остановился перед небольшим ведром, стоящим на табуретке, смахнул носом деревянную крышку и сунул морду в ведро, наполовину наполненное водой. Словно убедившись в ее наличии, пес ухватился зубами за дужку ведра с деревянной ручкой и потянул его к постели больного.