– Потому что… – Стреляю снова. – …он одержим!

– Боб.

Мо смотрит на меня как на сумасшедшего. Из центра управления раздается взрыв, и человеческая фигура в черном берете выбегает на сомкнутые створки шахты: я инстинктивно стреляю и промахиваюсь, а он прыгает в укрытие.

– Да брось ты этого кота… ой, там же Биллингтон!

Она вскидывает скрипку и собирается играть. Кот белой молнией несется к упавшему злодею. Я стреляю еще дважды. Мимо.

– Не Биллингтона! Кота!

Мо скептически фыркает.

– Ты уверен?

– Да, черт побери, уверен! – Биллингтон стоит перед «железной девой», будто готовится прыгнуть внутрь. – Это он враг! Давай, иначе нам крышка!

Мо поднимает скрипку, мрачно щурится, глядя на палубу внизу, а потом извлекает из инструмента такой звук, будто миллиону кошек отрывают хвосты прямо над Пушком. Он распахивает клыкастую пасть для крика, а затем взрывается, как кровавый одуванчик. Мо оборачивается и сурово смотрит на меня.

– Как по мне, обычный кот. Если ты…

– Он был одержим анимационным узлом ДЖЕННИФЕР МОРГ Два! – бормочу я. – Он спалился… увидел красную точку и сбежал…

– Боб. Погоди минутку.

– Да?

– Кот. Ты сказал, что это враг. В нем что, поселилось сознание этой твари?

Она показывает на потолок, где хтонианский воин уже явственно извивается и дергается. У меня глаза вылезают из орбит.

– Кхм, ну, я имел в виду…

– И ты подумал, что, если его убить, ситуация улучшится?

– Да?

Один из выступов-сучков на шкуре воина растет. Затем он открывается – глаз размером с шину грузовика. И смотрит прямо на меня. Мо отвешивает мне подзатыльник:

– Бежим!

Огромное щупальце бьет по палубе там, где преклонил колени перед своим божеством Эллис Биллингтон. По палубе проходит такая дрожь, что из окна выпадают остатки стекол, а от миллиардера остается только кровавое пятно. Наверное, поэтому мы с Мо и спасемся: мы вваливаемся обратно в центр управления примерно за две секунды до того, как щупальце толщиной со ствол дерева врезается в стену с силой сорвавшегося с откоса паровоза. Стальные фермы скрежещут и гнутся от удара. Я начинаю кашлять, на глаза наворачиваются слезы. Воздух серый от дыма и густой от жирного запаха горелой проводки. Я бью по большой красной кнопке у двери, и за разбитым стеклом начинают опускаться металлические ставни – может быть, поздно, но так мне все же легче.

– Где Рамона? Мы должны ее отсюда вытащить!

Мо сверлит меня взглядом:

– С чего ты взял, что в список моих задач входит ее спасение? Вы распутаны, верно?

Я тоже смотрю на нее, гадая, кем она себя возомнила, вломившись сюда с тавматургическим оружием класса А. Затем моргаю и вспоминаю, как мы медленно завтракали несколько недель назад, прежде чем все это началось… Это все?

– Мне кажется, я понимаю, о чем ты подумала, – медленно говорю я, чувствуя внутри огромную усталость и пустоту, – но между нами такого не было. И если ты ее бросишь, потому что ревнуешь, то совершишь ошибку, которую уже не исправить. К тому же ты ее оставишь этому.

ДЖЕННИФЕР МОРГ лупит по стальным ставням так, что осколки стекла градом летят на пол. Ставни гнутся, но пока держатся: тварь явно очень плоха, иначе бы давно уже выбралась из шахты, оставив за собой обломки титановых конструкций. Выбросив управляющий разум из временного тела, мы досрочно пробудили хтонианца – смертельно слабого и голодного. Мо не сводит глаз с моего лица. Она высматривает что-то, какой-то знак. Я смотрю в ответ, гадая, куда она прыгнет и не ударил ли ей в голову гейс: не принес ли он вместе с силой, свойственной роли, еще и ее жестокость.

Через несколько секунд Мо отворачивается:

– Потом обсудим.

Я ковыляю к паре кресел. Рамона так и не пришла в себя. Прикладываю ладонь к ее лбу и отдергиваю: она в горячке.

– Помоги мне…

Я забрасываю одну руку Рамоны себе на плечо и начинаю поднимать ее с кресла, но в текущем состоянии я слишком слаб. У меня уже подгибаются колени, когда кто-то подхватывает вторую руку.

– Спасибо… – говорю я, выглядывая из-за ее безвольно повисшей головы.

– Сюда, парень, – ухмыляется за загубником призрак. – Живо!

– Как скажешь. – Возникают все новые фигуры в черном – на этот раз в гидрокостюмах и бронежилетах. – Алан здесь?

– Да. А что?

– Понимаешь ли… – От окна раздается грохот, и я вздрагиваю. – За этой стеной чужеродный ужас, и он очень хочет пролезть сюда. Передайте ему.

Я начинаю кашлять: здесь уже нечем дышать.

– Ага, Боб – в своем репертуаре! Про нездешний ужас не беспокойся, у нас есть план на этот случай: как только мы эвакуируемся, долбанем по нему «Скальпами» и отправим обратно вниз. Но вот именно тебя я и надеялся увидеть. Как дела, старик? Готов мне дать сводку о противнике?

Я моргаю мутными глазами. И точно – это Алан: в акваланге и с такой гарнитурой, какую надел бы только борг. И все равно он умудряется выглядеть восторженным школьным учителем.

– Бывало и получше. Значит так, первые фигуры противника уже мертвы; думаю, Чарли Виктор может попросить политического убежища, если ритуал развязывания сделал с ней то, что я думаю; но вот смарт на бурильной палубе…

– Да-да, я знаю, что он чуток обгорел по краям и в обшивке дыры от пуль, но тут не бойся: Ревизоры на обычный износ не хмурятся…

– Не в том дело, – мотаю головой я, пытаясь сосредоточиться. – В багажнике. Там скатерть с диорамой внутри. Пожалуйста, поручи кому-то из своих парней ее взорвать. Иначе бондомагия, которая тут все перевернула, поедет с нами домой и не даст нам с Мо снова быть вместе – разве что на одну ночь.

– О! Это правильный ход. – Алан нажимает кнопку и ворчит что-то в микрофон. – Еще что-то?

– Да. – То ли тут сгустился серый дым, то ли… – У меня голова кружится. Я на минутку присяду…

В Англии настал август, и я уже почти переключился на британское летнее время. У нас опять неслыханная жара, но тут, на побережье Норфолка, все не так плохо: с залива Уош веет легкий бриз, не то чтобы холодный, но после Карибских островов он кажется ледяным.

Мы называем это место Деревней – старая шутка для посвященных. Когда-то здесь была деревенька, совершенно обычная, только без церкви. Одна из трех деревень без единой церкви в этой местности и последняя сохранившаяся до наших дней – остальные ушли под воду давным-давно. Поблизости проходила только одна извилистая дорога, состоявшая преимущественно из ям и ухабов. Шестьдесят или семьдесят лет назад тут жили собиратели улиток и рыбаки, выходившие в море на утлых лодчонках. Все они приходились друг другу родней, цвет лица имели бледный, а репутацию в соседних поселениях – плохую, поэтому в основном держались своих. Некоторые, как говорят, так в этом преуспели, что от рождения до смерти никого, кроме родни, не видели.