И тут я срываюсь:

– Ну да, конечно! Очень точно! Вот теперь я прозрел: это просто в моей природе – разобидеться, если мою мужественность поставили под сомнение, бросив меня в роль Хорошей Девушки Бонда – приманки для героя и любовного интереса для Мо в ее роли крутого секретного агента с огромным членом и пистолетом, то есть, простите, скрипкой и лицензией на убийство. Правильно? Это просто тщеславие. Так что я лучше пойду припудрю носик, чтобы выглядеть красивой и любящей для финальной любовной сцены, да?

– Примерно так, – кивает Энглтон и кривит губы. Он что, пытается сдержать улыбку?

– Господи боже, Энглтон, тут только одной детали не хватает. Не говоря уж о Рамоне. Если вы думали, что можете просто связать наши сознания, как кошек из Килкенни, а потом развязать, то это так не работает!

– Да, – снова кивает он и добавляет: – Поэтому тебе нужно поехать в Деревню. Поговори с ней. Договоритесь, как взрослые люди.

Затем он собрал бумаги и отвел взгляд, показывая, что разговор окончен. Я поднялся.

– Да, и еще, – остановил он меня.

– Что?

– Пока будешь там, поговори и с доктором О’Брайен. Вам нужно со всем разобраться – чем раньше, тем лучше.

– Он просто приказал. И вот я здесь.

Мо пожимает плечами – и выглядит так, будто предпочла бы оказаться в любом другом месте на планете.

– Расслабляешься? – спрашиваю я.

Это того сорта идиотский вопрос, который задаешь, чтобы поддержать разговор, но при этом ходишь на цыпочках, чтобы собеседник не взорвался. А я примерно этого и жду – ситуация похожа на минное поле.

– Не очень, – с наигранной легкостью отвечает она. – Погода паршивая, пиво теплое, море слишком холодное, и каждый раз, когда я на него смотрю… – Она замолкает, и тонкий слой самообладания трескается. – Можно я сяду?

Я похлопываю по дивану рядом с собой:

– Милости прошу.

Мо садится на противоположном конце – на расстоянии вытянутой руки.

– Ты себя так ведешь, будто на меня злишься.

Я кошусь на книгу на столе.

– Не на тебя. – Я долго решаю, что сказать дальше. – Я злюсь на то, как сложились обстоятельства. А ты еще злишься на нее?

– На нее? – удивленно хмыкает Мо. – Не думаю, что у нее было больше выбора, чем у тебя. С чего мне на нее злиться?

Беру стакан и делаю хороший глоток пива.

– Потому что мы переспали?

– Потому что вы что? – в ее голосе появляется яд. – Но ты же вроде сказал, что этого не было!

Я ставлю стакан на стол.

– Не было. – Смотрю ей в глаза. – В биллоклинтоновском смысле я могу честно заявить, что у меня не было сексуальных сношений с этой женщиной. Знаешь, что с ней сделала Черная комната? Если бы я с ней переспал, я бы умер.

– Но как тогда?.. – недоуменно хмурится Мо.

– Ее монстру нужно было питаться. Прежде чем ты пришла и развязала его, ему было нужно питаться. Она должна была его кормить, иначе бы он ее съел. И я поприсутствовал.

Она начинает понимать.

– Но она теперь там… – Мо взмахом руки указывает в сторону затопленной деревни Данвич, что находится на расстоянии мили от берега, где Прачечная держит передовой пост. – А ты здесь. И вы оба в безопасности.

У меня изжога.

– В безопасности от чего? – кошусь на нее краем глаза.

– От… – она замолкает. – Почему ты на меня так смотришь?

– Она сейчас изменяется. Ты об этом знала? Обычно они умеют оттягивать изменения, но в ее случае они, похоже, необратимые.

Мо неохотно кивает.

– Наверное, это из-за погружения на глубину. Но их можно вызвать и досрочно – близостью к определенным тавматургическим резонансам.

«О чем ты сама отлично знаешь», – не добавляю я. Ужасно подозревать такое, особенно по отношению к женщине, с которой прожил под одной крышей столько лет, что это вошло в привычку.

– Как я понимаю, есть надежда, что она не сойдет с ума в процессе.

– Это хорошо, – механически говорит Мо и снова смотрит на меня. – Верно?

– Не знаю. А ты как думаешь?

– Этого вопроса я от тебя не ждала.

Я вздыхаю. Никто ничего не говорит прямо.

– Мо, ты могла бы меня предупредить, что тебя готовят к операциям под глубоким прикрытием и освобождению заложников! Господи, я-то думал, что это я рискую!

– Так и было! – вдруг огрызается она. – Ты обо мне думал? Думал, каково мне было каждый раз, когда ты пропадал на секретных заданиях? Думал, что я, может, с ума схожу от страха, что ты не вернешься? Думал, какой беспомощной я себя чувствовала?

– Ой! Я не хотел, чтобы ты беспокоилась…

– Он не хотел! Господи, Боб, как мне до тебя достучаться? Люди не перестают волноваться только потому, что ты не хочешь, чтобы они волновались. Не о тебе речь, тупица, а обо мне. По крайней мере на этот раз. Думаешь, я случайно там оказалась?

Я смотрю на нее и не могу подобрать слова.

– Давай я тебе все объясню, Боб. Единственная и главная причина того, что Энглтон назначил тебя на это идиотское задание с Рамоной, заключалась именно в том, что ты не знал, что происходит. Чего ты не знал, того не мог и сдать Рамоне.

– Это я понял, но почему…

– ДЖЕННИФЕР МОРГ поработил Биллингтона где-то в семидесятых, после провальной попытки поднять со дна подлодку К-129. Эллис попытался связаться с хтонианцем при помощи системы «Могильная пыль» – небольшое частное предприятие, если угодно. ДЖЕННИФЕР МОРГ Два хотел освободиться, очень хотел, но кто-то должен был его починить. Биллингтон дал ему временное тело, кота, и у него хватило возможностей, чтобы купить «Эксплорер», как только ВМФ США его списал, и подготовить его к спасательной операции. И обо всем этом мы узнали три года назад.

Я моргаю:

– Кто это – «мы»?

– Я, – нетерпеливо отвечает Мо. – И Энглтон. И все остальные с допуском по коду СИНИЙ АИД – все, кто работал над этим проектом. Кроме тебя и еще нескольких человек, которых держали в коробке на черный день.

– Черт! – Я беру стакан и допиваю залпом. – Мне нужно еще выпить. Тебе тоже?

– Мне водку-мартини со льдом. – Она кривится. – Не могу избавиться от этой привычки.

Я встаю и иду к барной стойке, где пожилая барменша увлеченно решает судоку на последней странице «Экспресса».

– Две водки-мартини со льдом, – робко говорю я.

Женщина откладывает журнал и смотрит на меня так, будто я только что вылез из канализации.

– Сейчас скажете «взболтать, но не смешивать», да? – говорит она с характерным американским выговором: наверное, тоже перебежчица. – Вы хоть знаете, какой у него паршивый вкус?