Я невольно усмехнулся в ответ:

— Хорошо, незнакомая мне ходячая груша, я ему передам.

Тимур заметно повеселел:

— Тогда увидимся в раздевалке — и сразу отошел тренироваться в другой угол спортзала.

После тренировки мы с Ибрагимовым неторопливо брели в сторону автотрассы в полном молчании.

— Ну, — не выдержал я — о чем ты хотел со мной поговорить?

Друг кинул на меня опасливый взгляд, а потом произнес, осторожно подбирая слова:

— Ты, возможно, сочтешь, что я лезу не в свое дело, но я все-таки спрошу: что между тобой и Олей произошло?

«О блин, и этот туда же! Они все сговорились между собой, что ли? И почему, скажите на милость, их так волнует вместе мы с Олей или нет?» — пронеслась в моей голове раздраженная мысль. Я бросил на Тимура острый взгляд:

— Зачем ты спрашиваешь меня об этом? Ведь наверняка уже успел все у Ольги разузнать. Я видел, как вы в субботу куда-то вместе ходили.

— Да, разузнал — не стал отпираться Ибрагимов — но я бы хотел услышать и твою версию происходящего, потому что подозреваю, что она может сильно отличаться от ее. А спрашиваю я потому, что хочу понять, чем вы руководствовались, когда затевали всю эту катавасию, ведь и ежу понятно, что вы жить друг без друга не можете. Если бы это было не так, сомневаюсь, что я отдал бы ее тебе так спокойно, без всякой борьбы. Оля ведь и мне сильно нравится, но я вижу, что с тобой она счастлива и ты тоже ее обожаешь, поэтому и смирился с таким положением вещей. А сейчас она ходит как в воду опущенная. Прости, но я не могу на это спокойно смотреть и ничего не делать. Пожалуйста, объясни мне, почему ты позволил ей себя уговорить на эту бредовую затею?

Сам того не подозревая, а может, наоборот, отлично зная, куда метит, Тимур своим вопросом попал в больное место. Однако вместо того, чтобы разозлиться и послать друга на все четыре стороны, как я в последнее время делал со всеми, кто задавал мне неправильные вопросы, меня вдруг неожиданно прорвало на откровенность:

— Отвали, Ибрагимов, и без тебя тошно. Не мог я поступить иначе, понимаешь? Думаешь, я не пытался ее отговорить? Еще как пытался! Но Ольга может быть ужасно упрямой и принципиальной. Как будто ты сам ее не знаешь! Вспомни, сколько времени ты вымаливал у нее прощение за свою выходку. Да и не факт, что вымолил бы, если бы не та злополучна авария. Так что ты как никто должен бы понимать: если уж ей что-то втемяшилось в голову, она никого не станет слушать, и бесполезно ей что-то доказывать. Вот и я оказался в какой-то степени в похожей ситуации. Оля вбила в свою головушку, что та авария не была случайностью, а являлась следствием нашего непорядочного отношения к моей невесте. Вот она и решила ради нашей безопасности (а точнее моей, о себе-то она почти не думает), разделить нас до тех пор, пока я все не улажу с Маринэ, чтобы, так сказать, и волки были сыты и овцы целы — слова сыпались из меня как из рога изобилия, и про себя я удивился насколько легче мне стало, когда я вывалил все, что накопилось в душе на Тимура. Вроде бы я все уже ему объяснил, но остановить словесный понос никак не получалось — я бы ни за что на это не пошел, я привел ей кучу доводов против этой, как ты абсолютно точно выразился, «бредовой затеи», но она начала плакать и умолять меня согласиться потерпеть до лета… А я не могу выносить ее слезы, для меня это как ножом по сердцу — непроизвольно вырвалось у меня. Тут я заставил себя замолчать, чувствуя, что мой рассказ вышел слишком уж личным и откровенным.

Но друг не посмеялся над моей слабохарактерностью, как я вначале опасался, а сочувственно взглянув на меня, вздохнул:

— Понятно. Выходит, я не зря тебя спросил. Знаешь, Оля ничего не рассказала мне про истинные причины вашего временного расставания. Отговорилась тем, что, мол, тебе будет проще разговаривать с невестой, если твоя совесть не будет так сильно отягощена совместным проживанием с ней.

— Да — подтвердил я — этот довод она мне тоже приводила. А в остальное, видно, не посчитала нужным тебя посвящать, потому что когда она мне все это рассказывала, я постарался втолковать ей, что ее теория за уши притянута, и нормальные люди на такое внимания не обращают.

Мы помолчали. Я не смог удержаться и все-таки задал вопрос, всю дорогу вертевшийся у меня на языке:

— Тимур… Как она там?

Друг печально вздохнул:

— Ну что сказать? Скучает по тебе. Она, конечно, старается этого не показывать и делать веселый вид, но я вижу, что она все время не со мной, а где-то далеко. И я догадываюсь, где именно и с кем. Поверь, ей это разделение дается ничуть не легче, чем тебе. Хотя она ни за что в этом не признается. Еще она пожаловалась, что ты совсем перестал с ней разговаривать. Она-то думала, что вы будете продолжать общаться время от времени, и не рассчитывала разделяться с тобой полностью. А кстати, почему ты перестал с ней разговаривать? Может быть, если бы вы просто общались друг с другом чисто по-дружески, вам бы не было сейчас так плохо? — поинтересовался Тимур.

И что я должен был ему на это ответить? Как объяснить, что стоит мне приблизиться к Ольге на расстояние приемлемое для нормальной беседы, как у меня из головы испаряются все мысли и остается только одно желание: сжать ее в объятиях, целовать до умопомрачения и больше никогда не выпускать из своих рук? В итоге я ответил другу так:

— Я не могу с ней общаться «чисто по-дружески». Я перерос этот уровень. Если я попробую подойти к ней поближе, то точно не сдержусь, наделаю глупостей и не выполню обещание, которое ей дал. А она за это перестанет меня уважать. Вот скажи, зачем ей такое бесхребетное ничтожество, которое не в силах сдерживать свои эмоции после двухнедельной разлуки? Нет уж, лучше я вообще не буду с ней разговаривать эти два месяца, чем она во мне разочаруется.

— Так значит, да? — задумчиво констатировал друг — Жаль, что ты находишься на такой позиции. Я-то хотел попросить тебя прекратить этот балаган, чтобы ты объяснил ей, что вы только зря мотаете друг другу нервы. Но теперь, учитывая то, что ты мне рассказал, вижу, что моя просьба для тебя невыполнима. Печально. Ну ладно, что ж теперь поделаешь. Будем надеяться, что до того, как наступит лето, вы не замучаете друг друга до смерти этой разлукой… Хотя, если честно, друг мой, мне как стороннему наблюдателю кажется, что вы оба — ненормальные.

— Не думай, что тебе одному это кажется — устало пробормотал я — мне в последнее время кажется абсолютно то же самое. Я и чувствую себя ненормальным и веду себя соответственно. С этой Ольгой у меня мозги стали совсем набекрень!

— А как ты думаешь, Адам, сколько еще ты сможешь протянуть в таком режиме? До лета-то дотянешь? — Ибрагимов пронзительно посмотрел на меня своими голубыми глазами.

Я пожал плечами и уныло пробормотал, уставившись себе под ноги:

— Без понятия. Конечно, я буду стараться держаться до последнего, но до лета еще так долго ждать! Не знаю на сколько еще меня хватит… Одна надежда, что Ольга сдастся первой и отменит свои жесткие условия. Хотя, конечно, сомнительно, что она на это пойдет: эта девушка будет страдать и умирать, а принципы свои не нарушит… Принципиальная наша! Слушай, Тимур, а ты не мог бы за ней присмотреть на всякий случай, а? А то я ее знаю — молча будет загибаться и ничего никому не скажет, а потом раз — и сразу в обморок… Чего ты смеешься? — я удивленно воззрился на Ибрагимова, который вдруг принялся хохотать как ненормальный.