— Твой друг стоит за дверью? — её первый вопрос, заданный обманчиво спокойным тоном, сбивает меня столку, отправляя в легкий нокаут. — Знаешь, почему? — я отрицательно качаю головой. — Боится, что ему тоже достанется, когда ты вывалишь мне всю эту вашу… — она замолкает, чтобы сделать глубокий вдох, вскакивает на ноги и яростно шипит сквозь стиснутые зубы, повернувшись ко мне спиной.

— Tatlim, все закончится, как только Ястреб окажется в тюрьме, — встав следом, мягко произношу я, положив ладони на её напряженные плечи.

— Не закончится, Амиран, — резко отстранившись, звенящим голосом отвечает Алиса. — Это никогда не закончится. Угрозы будут всегда, мы оба это понимаем. И если ты видишь выход в том, чтобы устранить меня от себя, как от источника опасности, то, возможно, это верное решение.

— Это не было верным решением, но в тот момент единственным выходом…

— Морально убить меня? — оборвав меня на полуслове, с глухой злостью спрашивает Алиса. — Это выход? Ты заставил меня пережить самый настоящий ад, — повернувшись, она скальпирует мое лицо испепеляющим взглядом. — Я побывала в чистилище, как и моя семья!

— Все должно было быть достоверным, Алиса. На кону стояла твоя жизнь.

—  Развод тоже для достоверности?

— Мы оказались под прицелом толпы журналистов. Если бы ты не…

— Ты должен был мне сказать! — яростно бросает Лиса, снова не дав мне закончить.

— Ты не умеешь контролировать свои эмоции, Алиса, они всегда выплескиваются впереди твоих осознанных действий. И лгать ты не умеешь. Два покушения, Алиса. Два, твою мать. Я не мог рисковать.

— Ты мог мне все объяснить, — она переходит на крик, отказываясь воспринимать любые объяснения.

— А ты смогла бы притворяться так, чтобы ни у кого, абсолютно ни у кого не закралось сомнений? — я приближаюсь на один шаг, она отступает на целых два. — Смогла бы выслушивать слова поддержки и сожаления, а иногда и откровенного злорадства и изображать ожидаемые собеседником эмоции? Смогла бы покорно ждать завершения расследования, наблюдая за моей жизнью только через СМИ. Смогла бы не сходить с ума от ревности и подозрений? Смогла бы удержаться от попыток встретится со мной, чтобы услышать опровержение своим сомнениям и просто напомнить, кто главная женщина в моей жизни? Хоть один пункт ты бы выдержала, Лиса?

— Я не знаю. Не знаю, Ран, — громко восклицает Алисия, заламывая руки. — Может быть, а может и нет. Я знаю одно — ты должен был мне объяснить масштаб угрозы, но вместо этого заставил меня чувствовать себя виноватой!

— Алиса!

— Ты хоть представляешь, как я заживо съела себя за то, что произошло на благотворительном приеме?

— Шаржи со мной в главной роли и с пробивающими корону рогами до сих пор гуляют в сети, — сухо замечаю я, на что Алиса заводится еще сильнее.

— Я тебе гарантирую, что попрошу маму создать еще сотню, как только вернусь в Асад, собственноручно опубликую на всех своих страницах и сделаю максимальный репост, — зловеще обещает она.

— Если тебе станет от этого легче, я не стану их блокировать.

— Значит, закажу ей две сотни.

— Алиса, — снова иду в наступление, не отрывая взгляда от полыхающих ядовитой обидой глаз. — Когда все закончится, я публично принесу свои извинения тебе и твоей семье.

— Мне это не нужно, — её голос срывается от переизбытка эмоций. — Как ты не понимаешь!

— Я устрою нам самую незабываемую свадьбу за всю историю Анмара, — не меняя интонации голоса, продолжаю я. — Или такую, какую ты сама захочешь, в любой точке мира. Мы проведем там целый месяц, только вдвоём. Клянусь тебе…

— Иди к черту, Амиран, — подняв с полу маску, она запускает её в меня. — Ты уже закатил грандиозную помолвку — Вирджинии. Не могу поверить…, — с болью выдыхает Алиса. —  У меня в голове не укладывается. Нейтан, эта твоя благородная сука Джина, генерал… Все знали, кроме меня. … И моего отца, — выплевывает с неприкрытой яростью.

—  Мне жаль, девочка, искренне жаль, — я сокращаю расстояние до пары метров.

— Не подходи, — Алиса встает в воинственную стойку, явно вознамерившись биться до конца.

— Tatlim, я понимаю, что тебе пришлось пережить, и ты имеешь все основания для негодования, — примирительным виноватым тоном произношу я. — Но у тебя была злость, ненависть, гнев, обида, у меня только страх, ежесекундный страх потерять тебя, и я делал все возможное, чтобы этого не случилось!

— Ни черта ты не понимаешь, — ожесточенно возражает Алиса, тряхнув головой. — У меня была боль, Амиран, раздирающая боль и чувство вины, что это я все испортила.

— Мне нелегко далось это решение, но оно было един…

— Не смей говорить, что выбора не было! Не смей сравнивать свою боль с моей.  Ты знал, ради чего все эти адские муки, а я нет. Я нет, — кричит она, сжимая маленькие кулачки. — Я — нет!

— Попробуй понять, tatlim, — хрипло бормочу, оглушенный праведным негодованием жены. — Ситуация вышла из-под контроля…

— Никогда! Никогда не пойму и не прощу, Амиран. Твой ежесекундный страх сбылся. Ты меня потерял! За эту ночь я предоставила тебе миллион шансов сказать правду, и ты ни одним не воспользовался. Я пришла, преступив через гордость, пришла второй раз, я боролась за тебя, даже думая, что ты отказался от своего выбора… Я пришла за правдой, а получила ложь, — в её глазах мелькают слезы.

— Правда не всегда несёт освобождение и вселенское счастье. Как журналист, ты должна это понимать. Иногда правда — смертельный риск. Считаешь, что я пошёл по легкому пути? Ты права, — яростно киваю я. — Мне в миллион раз проще умереть в твоих глазах, чем наяву увидеть твою смерть. Жалею ли я что поступил именно так, а не как-то иначе? Не было ни минуты чтобы я не перебирал варианты, но ни один из них не казался надёжным. Я подвёл тебя, tatim, дав гарантию безопасности, и не знал, как это исправить, как оградить от опасности.

— Можешь приберечь свое красноречие для Вирджинии, раз считаешь, что она заслуживает большего доверия, чем я.

— Алиса, но я и себе не доверял, — признаюсь я, склонив голову, и исподлобья глядя в сверкающие от злости голубые кристаллы. — Твой гнев был необходимым буфером, чтобы не сорваться самому.

— Не прибедняйся, — нервно усмехается Алисия. — Ты отлично держался в роли мерзавца и предателя.

— Давай просто немного успокоимся и выдохнем, — подняв ладони вверх, предлагаю самый оптимальный в нашем положении вариант, но выражение лица Алисы кричит о том, что оно ей очень не по нраву. —  Ты — моя, моя единственная tatlim, — уговариваю я, и снова получаю непредсказуемый результат. Правую половину лица внезапно обжигает тяжелая звонкая пощечина.

— Ты признался, что прикасался к ней! — агрессивно рычит tatlim, — Подонок, — не дав проморгаться от мелькающих перед глазами белых мушек, Алиса с размаха бьет по второй щеке. — Ди мне рассказала, что она живет с тобой, спит в твоей спальне!