— Нет, — Виктор влез на кровать с ногами и схватился за пуговицы на блузке. — Ее притащила сюда мать против моей воли. Она училась на втором курсе в Промокашке, родители снимали ей комнату у какой-то бабки, а потом… Я этого до сих пор не понимаю, просто перестали присылать ей денег. Сказали — нет, крутись сама. Девчонке двадцати не было. Мать тогда в институте у них работала. Та ей поплакалась, мать — мне. Я предложил взять девочку курьером или еще кем- нибудь. Мать говорит, а когда учиться? Блин, все студенты работают… Ладно, сказал, просто денег дам, пусть продолжает у бабки снимать. Но как втемяшится в башку этой дуре! Ольга меня приворожить не смогла, но с матерью явно что-то сделала, раз та приволокла ее жить сюда, отдала комнату, в которой сейчас Глеб спит, ну, а дальше ты все поняла… Она была очень благодарна мне за помощь…

Виктор добрался до последней пуговицы и, обжигая гусиную кожу ладонями, стащил блузку с моих плеч. Тут же схватил футболку и натянул мне на шею. Глаза в глаза. На таком расстоянии он прекрасно все видит, а я все чувствую. Живо запустила руки под футболку и, избавившись от лифчика, просунула в рукава.

— Я четко сказал, что на что-то серьезное пусть не рассчитывает, — продолжил Виктор, играя моим лифчиком, точно четками. — Оля, видимо, думала иначе: типа, я изменюсь, влюблюсь и дальше по обычному киношному сценарию. А когда дело подошло к диплому, вдруг поняла, что я действительно попрошу ее освободить комнату, ну и… пошла на обман, перестала принимать таблетки. Ну собственно я психанул. Ребенок не вписывался в мои планы, но подумал и решил, что дети вообще никогда не будут вписываться в мою жизнь. Думаю, ну ладно, девочка хорошая, матери нравится, а я дома вообще не бываю… Купил цветы, купил кольца. Шампанское, как понимаешь, не купил. Пришел домой, а входная дверь открыта. Замок заело, и мать, наверное, не заметила, ушла. Поэтому дверь не хлопнула. Пошел искать Ольгу. А она в наушниках по телефону треплется со своей матерью. Решил не мешать. И не портить процесс вручения колец и прочего. Положил все на стол в столовой, сел и стал ждать. Ольга вообще шумная по натуре и со своим Сыктывкаром могла б без телефона говорить. Я не подслушивал. Честно.

В этот момент я вспыхнула, и он, отбросив наконец лифчик, схватил меня за шею и ткнул носом в свою высоко вздымающуюся под рубашкой грудь.

— В общем, она говорила матери, что додавит меня, потребует быстрее расписаться, типа пока не виден живот, а потом инсценирует выкидыш. Короче, она не была беременна. Таблетки она жрать перестала, но не сработало, а часики тикали. Я тут же, на месте, заказал билет в ее сраный Урюпинск сразу после вручения дипломов…

— Ольга из Сыктывкара… — промычала я.

— А какая разница? — он оторвал мое лицо от своей груди. — Она до сих пор звОнишь говорит.

— Вся страна так говорит.

— Питер никогда не был всей страной. Короче, она устроила скандал. Заявила моей матери, что я не верю в ее беременность и хочу от нее избавиться. Ох, что было… Я услышал о себе много интересного. Неделю не возвращался из офиса, а потом пригласил Олечку в кафе поговорить, что красотке в действительности нужно: остаться в Питере? В чем проблема: пусть идет работать. Или другого мужа ищет, пока не вышла в тираж. Короче, в мою комнату она больше не заходила, а потом… Судьба надо мной посмеялась. Оля действительно оказалась беременной. Я не верил, что от меня, хотя согласился высылать ей в Сыктывкар денег, но только в том случае, если она туда вернется. Она не уехала. Мать считает, что она ее удержала. И потом заставила сделать тест на отцовство. И это единственное, за что я матери благодарен, иначе я бы точно считал Глеба не своим. Ладно, я снова смирился, но сказал ей, что не женюсь. Буду давать ей денег, но ни на какую другую собственность она не будет иметь права. Никогда. Но через два года стало невозможно жить под одной крышей даже в разных комнатах из-за скандалов с матерью, что я обязан жениться и прекратить вести аморальный образ жизни. В один прекрасный вечер мне собрали чемодан и поставили у входа. Ты знаешь, это были жуткие пять минут — в них я понял, что у меня больше нет матери. Я не пошел в офис, не пошел в гостиницу, я пошел к бабушке. Я плакал, впервые за долгие годы. Ну, от кота, конечно, тоже, но больше от жалости к себе. А на утро жалость прошла, и я сказал себе, что в моей жизни не должно быть ни котов, ни женщин. Бабушка тогда сказала: Чихунь, ты просто не встретил ни своего кота, ни свою женщину. Ну, — Виктор вдруг провел указательным пальцем по моей щеке от уха до уголка рта. — От аллергии на котов имеются таблетки, а про женщин я просто ничего не знал, кроме анатомии. И не хочу знать. По анатомии у меня была четверка, а вот по зоологии еще пятерка. Так что я остановлюсь на царевне- лягушке.

Виктор толкнул меня в грудь, но завалиться со мной на подушку я ему не позволила:

— Помнишь, что случилось, когда царевич до срока лягушачью шкуру сжег?

Виктор перевалился через меня на соседнюю подушку.

— Давай спать тогда.

Он снова сел и первым делом схватился за ремень на джинсах. Я тоже села, но не для того, чтобы скинуть брюки. Я обняла его со спины и положила на плечо голову.

— Ну что тебе еще надо?

— Витя, — его плечо поддало мой подбородок так, что зубы щелкнули, точно у голодного волка: — Просто выйди и скажи: мама, извини, я был груб, я был не прав.

Он развернулся и схватил меня за плечи.

— Я прав. Как ты этого не понимаешь?!

— Пусть ты прав, — теперь я держала его лицо двумя ладонями. Мы держали друг друга. Крепко. Очень крепко. До боли. — Но она твоя мать. Пожалуйста, ради меня. Я не хочу, чтобы она думала, что ты скотина…

Виктор усмехнулся. Довольно зло.

— Или тебя больше волнует собственная честь? Ну будь честной до конца. Скажи мне прямо: иди, сволочь, восстанавливай мою репутацию перед будущей свекровью. А вот фигушки. Не пойду!

Он выпустил меня из рук и отвернулся к стене. Снова сгорбился. Сейчас пробуравит в стене дырку. Играет так? Или действительно его злость на мать и на меня перешла градус закипания и выпарила мозги.

— Витя!

— Да заколебала! — пусть негромко, но довольно твердо выплюнул он.

Затем вскочил, застегнул ремень и направился к двери. Думала, сейчас шарахнет так, что та слетит с петель. И про спящего сына забудет. А он вот взял и обернулся. С улыбкой… Ну, не мать твою за ногу… И еще послал мне воздушный поцелуй. А потом закрыл за собой дверь, но я все же услышала, как он тихо позвал: "Мама, нам надо поговорить!" "Прости" я не услышала, но наверное он его тоже сказал. Я на это надеялась.

A пока свесилась с кровати в поисках очков. К счастью, хозяин на них не наступил. Я положила их на тумбочку и стянула брюки. Такими темпами мне действительно скоро придется краситься, закрашивать седые волосы. И именно в зеленый цвет, чтобы люди оборачивались не на мои красные от недосыпа глаза.

— Ирина, пора вставать!