—Будем надеяться,— вздохнул я.— Я вижу, ты с папочкой пришел. Заявы и прочие документы там?

—А как же,— довольно подтвердил капитан.— Сам понимаю, что слова надо подтверждать. Всё тут лежит. Показывать?

—Конечно,— кивнул я.

Гуменюк торжественно открыл папку и вручил мне несколько листов.

Я пробежался глазами по документам. Заявление потерпевшей об изнасиловании и извращенных действиях фигуранта с несовершеннолетней. Протоколы допроса потерпевшей и изъятия вещественных доказательств (патронов и наркотиков) с подписями понятых. Признание подозреваемого вообще феерично. Куча слезливых соплей, размазанных по бумаге.

«Раскаиваюсь, осознал всю тяжесть своих противоправных действий, готов искупить самоотверженной работой на благо страны». Только «Прошу понять и простить» не хватает.

Интересно, как капитан этого добился? Видимо, боксер совсем морально раздавлен был.

Что там дальше? Письменное согласие Андрюшки сотрудничать с правоохранительными органами. То, что надо. Рапорт опера на имя начальника РОВД с приложенным к нему заявлением наркомана. Рапорт участкового о проверке заявления, попытке изнасилования и обыске в жилье. А вот самое интересное, доносы боксера на своих дружков и знакомых. Ничего не скажешь, отличную работу проделал капитан.

—Есть несколько вопросов,— заявил я, возвращая бумаги.— Ты слишком много людей подключил к операции. Не боишься, что протечет?

—Не должно,— категорично заявил опер.— Все, кроме Нинки неоднократно проверены в разных делах. Понятые ещё мне и постукивают. Ничего такого, они к криминальному миру косвенное отношение имеют, в основном мелких нарушителей сдают, но раскрытия боятся. А малолетней шалаве, как и участковому, я денег дал, помощь свою пообещал и тоже на сотрудничество раскрутил. Она много чего интересного о местной шпане и уголовниках рассказала. Участковый тоже свой человек. Провел со мной операцию по вербовке стукача, получил два пузыря «Столичной» и доволен как слон. Так что, никто ничего говорить не будет. Не в их интересах.

—Дай бог,— с сомнением согласился я.— Боюсь, если эти документы ввести в систему к тебе сразу много вопросов возникнет. Например, почему этого Андрюшку после заявления брала не группа захвата из оперов, а вы с участковым? Это неправильно. И вообще, не соблюдены процедурные действия. Ты должен был доложить начальнику, зарегистрировать бумаги, он — сформировать группу захвата для задержания. А тут самодеятельность какая-то.

—Ты смотри, разбираешься,— в глазах капитана мелькнуло уважение.— На самом деле, все легко объясняется. Во-первых, заявление от наркомана, само по себе, сомнительно. Я должен был проверить его подлинность. Вдруг мы невиновного человека будем прессовать? Нельзя же так. Вот и решил, перед регистрацией заявления подключить участкового и провести оперативные действия. Пока побеседовать с подозреваемым, неформально. Чтобы составить личное впечатление о фигуранте. При этом о содержании заявления не рассказывать, а найти другой предлог для разговора. И заодно, заставить правонарушителя нервничать, суетиться и делать ошибки. Только мы пришли, сразу на совершение преступления удачно попали. Ну а дальше тебе уже рассказал.

—Не знаю,— я с сомнением покачал головой.— Как-то всё чересчур складно получается. В жизни так не бывает. И понятых быстро нашли, и изнасилование очень вовремя произошло, в тот момент, когда вы туда пришли. Твой же начальник будет сомневаться. А матерые опера точно решат, что всё шито белыми нитками. Да и вообще вещдоки нужно в течение суток в журнале зарегистрировать. А ты этого не сделал.

—Перестань,— отмахнулся капитан.— Мы же не собирались давать делу ход. Все эти бумаги нам нужны, чтобы успокоить Андрюшку. Вот мы его и успокоили. Я участковому сказал, что заява подлинная, но мне стукач нужен, а не подсудимый. Важнее получить оперативную информацию о преступниках — поставщиках и покупателях наркотиков и иметь постоянного осведомителя в их среде. При необходимости, и начальству повторю. Поэтому документы попридержу, и никто ничего мне не сделает. Официально, у нас такие методы работы, сам понимаешь, публично не озвучиваются, но негласно одобряются. Ничего плохого не будет в любом случае. Мы прикрыты со всех сторон. Начальству важнее палки рубить, показатели раскрываемости на высоком уровне поддерживать. Опера, сами такие же. Если не будут агентов вербовать, и прикрывать, ни хрена не узнают, что на земле творится. Это только в кино, преступления раскрываются гениальными сыщиками, владеющими дедуктивным методом. В реальности восемьдесят процентов убийств, грабежей, краж, разбоев выявляются с помощью стукачей.

—Андрюшка по заявлениям совершил тяжкие преступления,— усомнился я.— Обычно опера покрывают мелочевщиков каких-то, а за серьезные правонарушения схлопотать можно.

—Эту ситуацию можно повернуть и другим боком,— пояснил капитан.— Заявление наркомана сомнительно само по себе. Показания малолетней шалавы, которую полрайона поимело, тоже. На наркоте отпечатков пальцев нет. Любой хороший адвокат на суде обвинение с дерьмом смешает. Поэтому лучше завербовать агента, чем шить дело. Так начальству объясню, если понадобится. И оно мои действия полностью одобрит. Можешь не сомневаться. Но это так, вариант для подстраховки, на всякий случай, если дело всплывет. Мы же давать ход бумагам не будем, правильно? Ты поставил задачу, сделать так, чтобы гражданин Филонов обходил тебя десятой дорогой? Задача выполнена.

—Ладно,— согласился я.— Ты опер, тебе виднее. Но есть ещё один нюанс. Мне нужны копии некоторых документов. Согласие Филонова на сотрудничество и его доносы на друзей.

—Это ещё зачем?— нахмурился опер.— Не дам я тебе ничего. Если бумаги всплывут, ко мне вопросы возникнут.

—Мне оригиналы не нужны,— терпеливо начал объяснять я.— Документы просто сфотографирую. Пленка у меня полежит. Так, на всякий случай.

—Нет,— решительно мотнул головой капитан.— И не проси. Я не могу так рисковать.

—В чем риск? Мало ли кто их мог заснять? Он же свои пасквили на имя начальника РУВД писал. Если захочешь, можем даже инициалы понятых бумагой прикрыть. Мне главное иметь доказательство, что Андрюша стукач.

—А потом, когда его прирежут, меня к ответственности привлекут?— прищурился опер.— Не пойдёт. И не проси.

—Сто пятьдесят рублей сверху, плюс компенсация расходов,— решительно заявил я.— И мое слово, что никому ничего показывать не буду. По крайней мере до того момента, когда Андрей совсем страх потеряет и решит снова докопаться до меня. Бумаги — моя страховка. К тебе никаких вопросов не возникнет. Документы не зарегистрированы. Ты нигде не фигурируешь. И потом, мало ли кто и с какой целью мог их сфотографировать? Тебе никто ничего предъявить не сможет.

—Ладно,— вздохнул опер.— Двести сверху, плюс полтинник на расходы и я согласен.

—Вот и отлично,— повеселел я.

Приподнялся, вытащил из кармана джинсов тонкую пачку сторублевок. Сотню аванса дал раньше, значит с меня ещё шестьсот пятьдесят. Отсчитал шесть купюр. Полез в другой карман и добавил ещё два четвертака. Положил на стол деньги и подвинул их к оживившемуся оперу.