Все посмотрели друг на друга и уставились на Санька.

– Да идите вы! – подскочил он. – Я в озере купался! Видели? Поэтому не я!

– И никто из наших! – с нажимом произнес Олег. – Зачем? Вот если бы ты хотел девчонкам насолить, что бы ты сделал?

– Пошел бы и все у них поломал! – воскликнул Санек.

– А у себя?

– Что я – малохольный, что ли?

– Вот именно. Это был продуманный ход. И сделать это мог только взрослый.

– Катя? – торопливо уточнил Никитос.

– Вместе с Шаевым.

– А девчонки? – суетился Санек. Обвинения с него были сняты, чему он был несказанно рад.

– Они не стали бы марать руки. Ветка слишком честна, она ломать ничего не будет. Алабай наивна, не пойдет. Соня болтушка. Остаются Ушастая и Колобок. Они и сделали.

– Почему они?

– Колобок хочет выделиться, а Ушастая – привлечь внимание Шаева.

– Ты чего? – привстал на колени Санек. – Кому этот дурак нужен?

– А кого тогда видели Санек с Володей? – тихо спросил Миша.

– Не важно, кого они видели. Они могли видеть собственную тень. Им было все равно, кого пугаться. Да хоть шума ветра и скрипа сосны.

– Как это не важно? Он вот тут ходил! Дышал еще так тяжело!

Санек показал. По всему выходило, что на полянку выезжал паровоз. Миша вздрогнул. А что, если все встретились с тем же самым, но боятся признаться?

– Надо за ними проследить! – торопился Олег. – Если это сделали девчонки, то повторят. Не могут же они на одном остановиться. А если там еще кто есть, то и его выследим.

В разведку отправились Олег с Саньком, он рвался реабилитироваться.

– Опять строят шалаш, – докладывал Олег.

– Встали в круг, взялись за руки, хором повторяют всякую белиберду.

– Собрали ягод. Черники целое лукошко!

– Договариваются, что идут на обед. Оставляют Игната.

– Хитро, – распахнул глаза Миша. – Очень хитро. Но у них все равно ничего не получится.

– Давайте не будем уходить, – предложил Олег. – Мы с Володькой сбегаем в лагерь за едой. А вы тут пока посторожите.

– Это глупо! – шипела Катя.

Близко к капищу ее не подпускали, поэтому приходилось стоять у маяка. Никитос выстругал себе копье и держал Катю на расстоянии вытянутой руки.

– Взрослые люди! Что за цирк вы устраиваете? Давайте рассуждать логически!

На нее смотрели в молчании. А она на них – с ужасом. Мальчишки! Хорошо знакомые мальчишки вдруг стали неузнаваемыми, чужими. Ходили злые, постоянно ссорились и дрались. И совсем ее не слушались.

– Хотя бы девочек по тропе пропустите! Что они там прыгают по камням и перелезают через поваленные деревья! Будьте джентльменами!

Молчание.

– И сами идите обедать!

Она совершала много лишних движений – ходила туда-сюда, взмахивала руками, поправляла свои косицы. Но ей не верили.

– У нас свое племя и свои законы! – возвестил со своего помоста Миша.

– С ума сошли?! Какое племя? Хватит этих шуточек! Не путайте игру и жизнь. С игрой все понятно – играйте. Но не забывайте, что мы сюда приехали все вместе, что живем мы не в неолите, а в новейшее время. Что вы мальчики, в конце концов! Творческие личности! Поэты! Давайте уже как-то понимать, что есть жизнь и есть не-жизнь. Игорь! Ты-то меня понимаешь?

Игорь молчал. Он только что прошел обряд очищения водой и теперь стучал зубами от холода.

– Покинь нас, – сурово произнес Миша. – Ты сделала выбор.

– Не смей! Не смей со мной так говорить! – разозлилась Катя. – Ты должен меня слушаться! Вы! Вы все должны!

Катя сжала кулаки, сделала шаг вперед. Навстречу поднялось копье.

– Ладно, – прошептала Катя, отступая. – Ладно. Не будем спорить. Дома поговорим. Придете в лагерь, там и поговорим. Когда все успокоятся.

Уходила она странно. Могла повернуться и нормально идти, но она пятилась. Переводила яростный взгляд с одного на другого и пятилась.

– Йохо! – радостно крикнул Санек. – Как мы ее! Никогда отсюда не уйдем!

Из еды удалось отбить немногое. Хитрая Маша спрятала продукты в своей палатке, и когда мальчишки пришли, девчонки злыми криками отогнали лазутчиков. Удалось урвать колбасы и хлеба. Володя прихватил пачку чая. Неудавшуюся кашу выбросили, котелок вымыли. Над едой провели ритуал. Миша долго бормотал что-то, благодаря духов. Игорь ушел за валежником и пропал.

– Не, я уже не останусь! – дожевывая бутерброд, крикнул Санек. – Пускай с бесом кто другой борется. Мишка! Он же твой! Встречай его сам.

– Может, уйдем? – предложил Володя. – Чего упираться, если нас прогоняют? Место-то и правда нехорошее.

– Нехорошее, – согласился Олег. – Но у любого нехорошего есть свои исполнители. Я думаю, девчонки специально нас злят. Убеждают, что бес есть. Что это он все делает. Попадется мне Ушастая, еще длиннее уши сделаю.

Миша сидел опершись о посох, закрыв глаза, молчал. Он не знал, как передать все то, что с ним происходило.

– Надо следить за Шаевым и Катей. Шаев хочет доказать, что его версия верна и что здесь приносили в жертву людей. А те, кто в это не верит, враг, поэтому его надо отсюда прогнать. Как только мы сдадимся, он объявит, что этим доказана его теория. Зуб даю – так сделает.

– Ну и плевать, пускай будет его теория, – добродушно предложил Володя.

– И будешь ты весь оставшийся год, как Пушкин в лицее, стихи стоя кропать, и обсуждать их тоже будем стоя! – встрял Санек. – Я против! Мы сильнее экологов. Не дадим им наши стулья. Будем следить.

– Я с них глаз не спущу, – заверил Никитос. – Лунные ночи хороши для написания поэм.

Он подпрыгнул от удовольствия, что все так складно получается.

Закрапало. Потянули на головы капюшоны.

Дождь, обещанный Катей утром, затянул на весь вечер. Устало шуршал по веткам елей, перебирал листьями липы. Вода вялыми струйками стекала по камням, мыла беса. Он не смывался.

Миша сидел у выдолбленных картинок, смотрел на серое небо, на серую воду, на прижавший уши близкий островок. От дождя маяк облез и скособочился. Казалось, что сосны подпирают его, чтобы он не упал окончательно. Шумели девчонки. Сначала они прыгали и визжали, потом стали петь песни. Пару раз к камню выходил Дима. Поджимал тонкие губы, хмурился. Камешки на его футболке позвякивали. Когда он появлялся, Миша тер гальку в ладонях, с силой бросал на камень перед собой. Над получившимся рисунком проводил рукой, шептал, вздыхал. Пока он это делал, Дима уходил.