Айша снова оказалась в своей темнице. Дверь захлопнулась. И тут же ее начала бить сильнейшая дрожь. Мускулы ныли, словно чья-то сильная рука стискивала их на протяжении долгих часов. Айше хотелось рыдать… кричать… рухнуть всем своим измученным, обессилевшим телом на пол и отказаться от всякой борьбы. Почему все это случилось? Почему именно с ней? Айшу охватило чувство чудовищной несправедливости происходящего, и она утонула в трясине жалости к самой себе, не сдерживая слез, которые лились потоком. Она бунтовала в душе и кляла жестокую Судьбу, ввергшую ее в пучину отчаяния и страха. От самоконтроля, который Айша терпеливо и скрупулезно вырабатывала в себе последние восемь лет, не осталось и следа. Это был взрыв, вполне достойный прежней Аннабель Спенсер. Но потом, когда буря миновала, она вспомнила о других пленниках, которые томились где-то рядом. У многих из них прямо на глазах похищали или резали плачущих детей. И собственные беды вдруг показались Айше не такими уж страшными. Что случилось – того не изменить.

А правда в том, что наша жизнь пройдет. Коль скажет кто иначе, тот солжет. Взгляни на мак: он лепестки раздвинул, Расцвел, алеет… Но и он умрет.

Слова Омара Хайяма, как всегда, принесли успокоение. На кого-нибудь другого они бы так, возможно, и не воздействовали. Но Айша была воспитана на восточной философии, которая помогала ей мириться с жизнью. Она умылась холодной водой из таза с отбитыми краями, который стоял в углу комнаты. Освежила опухшие глаза, распустила волосы и стала расчесывать их сильными ритмичными движениями, погрузившись в тихую задумчивость. Потом Айша встала и решительно постучала в запертую дверь.

Раздались шаркающие шаги, и на пороге возникла одетая в черное женщина со скрюченными руками и сгорбленной спиной – результат многолетнего таскания тяжестей. Слегка приоткрыв беззубый рот, она смотрела на молодую затворницу пустыми глазами. А ведь ей не больше тридцати, подумала Айша.

– Принеси мне еды и чая, – приказала она (даже пребывание в тюрьме ни на йоту не уменьшило властности бывшей фаворитки Акбар-хана). – И нужно подбросить топлива в огонь.

Женщина пробормотала, что все будет сделано, и снова заперла дверь. Айша слушала, как она тащилась по коридору, шаркая ногами. Потом опять села у огня и погрузилась в мечты. Она плела нить другой, ею самой придуманной судьбы и, играючи, строила планы на будущее.

В комнатах, где разместили заложников, тускло мерцали свечи, от огня шел чад. Но англичанам казалось, что они уже целую вечность не ночевали под крышей. Дети угомонились, больные спали или спокойно лежали возле очага. Заложникам выдали огромный горшок с мясным бульоном и толстые ломти пшеничного хлеба. В бульоне, поблескивая, плавали здоровенные куски жира курдючной овцы. Кит вспомнил рассказы Аннабель: кочевники высоко ценят хвосты этих овец. Для многих из них это единственная возможность питаться мясом в течение долгих зимних месяцев.

Никто не морщился, поедая жирное варево, – слишком живы были еще воспоминания о голоде. Но потом заложники решили, что будут сами готовить себе пищу: из гигиенических и гастрономических соображений.

Дискуссия на эту тему была в полном разгаре, когда открылась дверь и появились трое вооруженных гильзаи в тюрбанах. Они окинули взглядом заложников.

– Рэлстон-хузур.

Продолжения не последовало. Афганцы просто ждали. Кит медленно поднялся. Друзья взглянули на него, давая понять, что готовы прийти на помощь, если он решит не сдаваться без боя. Правда, у них не было никакого оружия – даже палок и камней, чтобы защищаться от сабель, винтовок и кинжалов гильзаи.

– Я Рэлстон. Что вы хотите от меня?

Афганцы, не говоря ни слова, отступили в сторону и указали на дверь.

– Час расплаты? – прошептал Колин.

– Наверное. – Кит мрачно улыбнулся. – Но для бузкаши сейчас слишком темно. Интересно, что у него на уме. Делать нечего – придется выяснить. – Шутовски отдав честь всем, кто был в комнате, Кит вышел.

Эскорт последовал за ним в холодную ночную темень. Гильзаи провели Кита через двор к двери, которая находилась в северной стене. Оказавшись в помещении, Рэлстон мгновенно почувствовал, что здесь царит какая-то особая атмосфера… мягкая, таинственная. В коридоре было тихо и безлюдно, но Кит мог бы поклясться, что один-два раза слышал, как шуршит чья-то одежда, и краем глаза видел темную фигуру, которая при звуке их шагов скользнула в одну из дверей. Кит взглянул на афганцев. Они смотрели прямо перед собой с выражением суровой решимости на лице, как будто повернуть голову вправо или влево было преступлением. Кит намеренно замедлил шаг возле полуоткрытой двери и сделал вид, что собирается войти. Его тут же грубо схватили за плечи, в карих глазах афганцев вспыхнула злоба. Кит невольно отступил назад, ошеломленный потоком ругательств, произнесенных на пушту. Стало быть, его догадка правильна: они находятся в женской половине дома. Кит смиренно склонил голову, как бы прося прощения. Охранники развернули его на сто восемьдесят градусов и ткнули кулаком в спину. Кит прикусил губу от гнева, но продолжал идти по указанному пути.

Торчавшие в стенах факелы, от которых шел отвратительный смрад, отбрасывали желтый мерцающий свет. В холодном воздухе пахло горящим жиром, немытыми телами и заплесневелой одеждой. Афганцы остановились возле двери. Стекавшие по стене капли влаги замерзли и превратились в жемчужно-белые льдинки. Кит спрашивал себя, боится ли он, и с удивлением понял, что нет. Казалось, он перешагнул порог страха.

Стражники отодвинули тяжелый засов. Дверь отворилась. Удар кулака, который пришелся Киту по пояснице, был нанесен с такой яростью, что он споткнулся и с трудом удержался на ногах, ухватившись за косяк.

Кит оказался в маленькой комнатушке, такой же убогой, как и все остальные помещения в Будиабаде. Только огонь в очаге горел здесь чуть ярче и свечей, от которых шло привычное зловоние, было немного больше, а на каменном полу лежала козлиная шкура. Дверь с шумом захлопнулась.

– Салаам, Рэлстон-хузур.

– Приветствую тебя, Айша. – Кит шагнул к ней, раскрыв объятия.

В эту секунду его уже не тревожил вопрос о том, почему события приняли столь странный оборот. Как и раньше, он просто принял этот прекрасный, волшебный дар богов любви… и Судьбы.

Айша бросилась к нему. Кит затаил дыхание, вновь ощутив колдовские чары теплого дрожащего тела, которое льнуло к нему каждой своей клеточкой. Казалось, уже целую вечность они не предавались любовным ласкам. Над ними тяготели воспоминания о недавних ужасах, настоящее было загадкой, их ожидало неведомое будущее. И все же здесь, в полутемной камере, их страсть расцвела во всей своей яростной необузданности, изгнав мрачные мысли.

Еще неделю назад Кит думал, что никогда больше не увидит Аннабель, и вот он держит ее в своих объятиях, вдыхает ее запах, чувствует, как густые шелковистые бронзовые волосы касаются его щеки, а мягкие округлые груди прижимаются к его груди. Ладони Кита лежали на крутом изгибе ее бедер. А руки Айши блуждали по его телу, словно заново открывали чудесную страну. Губы шептали страстные слова, полные желания. Она встала на цыпочки и дразняще прошлась своими губами по его рту и подбородку. А потом стала слегка покусывать нижнюю губу Кита, все сильнее разжигая огонь страсти.