То, что подобное может с ней приключиться, Алена догадывалась, да что там догадывалась, знала наверняка. Слишком грубо все проходило, да и слежка не ее профиль. Вначале она думала, что начальство пошло на этот шаг из-за форсмажорных обстоятельств, не успевали топтунов выслать на перехват ливийца, но позже сообразила, никто не собирался присылать оперативников. Главное не слежка, а возможность держать фигуранта в напряжении. Когда она это поняла, то сразу же стала готовить вариант отхода и, соответственно, финт (ложный выпад), прикрывающий его. Попав в лапы чеченских боевиков, молодая женщина не спешила «раскрывать карты», следовало поупираться, вытерпеть более серьезные аргументы, чем пощечина, для того, чтобы те, кто ведет допрос, поверили в ее искренность.

— Кто ты такая, сука? — склонившись над Аленой, снова прошипел сквозь зубы Азим.

— Мои документы у вас, — воскликнула Алена, слизывая кровь с разбитой губы.

— Не о том говоришь, сука, — злобно оскалился банкир, делая ударение на последнем слове. Произносить слово «сука» в адрес молодой пленницы ему особенно нравилось. Время от времени он косил глазом на стоящего в стороне Махмуда Аббаса, наблюдая за его реакцией. В глубине души Азим надеялся на лице ливийца увидеть проявление тайной страсти, грязной похоти. Но лицо полковника Фарука оставалось бесстрастным, подобным каменной миске, ни единой эмоции, только в глубине темных глаз таились внимание и задумчивость. Военный разведчик пытался понять, что (или кто) стоит за этой красивой и хрупкой женщиной.

— Позволь мне, эмир, поговорить с этой несговорчивой блядью, — к Азиму подошел один из трех боевиков, участвующих в допросе. Еще совсем недавно он воевал в одном из отрядов сепаратистов и по-прежнему обращался к начальнику на военный лад «эмир». — Мне она расскажет.

Азим вопросительным взглядом посмотрел на Аббаса, но ливиец продолжал безучастно молчать. Его интересовало только одно: что известно пленнице. А каким способом удастся это выяснить, его не касалось.

— Давай, — коротко бросил банкир, сделав шаг назад, он уступил место для «работы» вызвавшемуся добровольцу. Боевик, приблизившись к связанной женщине, криво ухмыльнулся, обнажая большие, как у лошади, прокуренные зубы. В следующую секунду его рука рванула на женщине блузку, разрывая ее пополам, после чего вцепился в белоснежный бюстгальтер и одним сильным рывком сорвала его, обнажив на всеобщее обозрение две небольшие упругие груди с темными пятнами сосков.

Бюстгальтер еще находился в падении, когда чеченец задрал на женщине юбку и сорвал узкую полоску атласных трусиков ослепительно белого цвета. Помахав перед лицом ошеломленной женщины кусочком материи, боевик громко произнес, явно наслаждаясь произведенным эффектом:

— Если ты, блядь, не будешь говорить, мы тебя хором отдерем, а потом отрежем голову, — и внезапно сорвался на истеричный крик: — Ну, говори, сука!

Женщина в голос зарыдала. Наблюдая за происходящим, Азим неожиданно ощутил внизу живота нарастающее возбуждение, по телу разлилась горячая волна, а в висках застучали молоточки повышающегося кровяного давления. Банкир ясно представил, как можно поступить с пленницей (такого даже в экстремальном порно не показывают). Он скосил глаза на ливийца. Тот по-прежнему стоял с непроницаемым лицом.

А пленница рыдала все громче и громче, ее лицо стало красно-сизого цвета, по опухшим щекам градом лились слезы. Долго терпеть ее истерику никто не собирался, и боевик зарядил несколько размашистых оплеух, запрокинувших ее голову.

— Говори, курва, блядь, а то сейчас буду резать голову, — он вытащил из кармана длинный раскладной нож-наваху с остро отточенным лезвием. Как ни странно, но эта угроза подействовала на женщину мгновенно, она перестала рыдать, только судорожно всхлипывала, как маленький ребенок.

— Ну, будешь говорить? — Азим снова подошел к пленнице, сочтя этот момент наиболее благоприятным для допроса.

— Бу-буду, — пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания, пролепетала Алена.

— Ну, говори.

— Он, он сказал, что мужчины будут бросаться в глаза, — быстро начала говорить пленница. — А на меня никто не обратит внимания.

— Кто это тебе сказал? — рявкнул банкир, хватая пленницу за шею, именно так он себе представлял допрос с пристрастием.

— Се-Сервант, — вырвалось наконец у Алены из разбитого рта.

— Врешь, сука, — рука Азима скользнула вниз, сперва сжала левую грудь женщины, но не сильно. После чего сползла на торчащий бугорок соска, в который тут же вцепились мертвой хваткой большой и указательный пальцы, и стали его проворачивать против часовой стрелки.

— Нет, — не выдержав новой пытки, взвизгнула женщина и снова залилась слезами: — Я не вру.

— Как вы поддерживали между собой связь? — еще сильнее сдавливая сосок, упивался своей властью над беззащитной женщиной банкир.

— Я звонила со своего мобильника.

Азим отпустил грудь пленницы и перевел взгляд на небольшой обеденный стол у окна, на котором лежали вещи пленницы. Среди рассыпанных предметов косметики, зажигалки, начатой пачки сигарет и мятой упаковки с женскими прокладками отливал серебром небольшой прямоугольник трубки мобильного телефона. Взяв ее, Азим сразу же вышел на используемые номера, но преступный авторитет Сервант среди них не значился.

— Какой его номер? — прорычал Азим, ощущение похоти в нем угасло так же внезапно, как и возникло. Только все сильнее и сильнее разгоралась жажда крови.

— Под записью «Мебель», — почти неслышно простонала пленница.

— Шайтан, — громко выругался банкир, кляня себя, что вовремя не догадался, каким еще образом можно по метить Серванта. Он выбрал необходимый номер, нажал кнопку вызова и приложил трубку к уху, замерев в ожидинии. Почти сразу же телефон откликнулся грубым голосом:

— Ну, кому я еще понадобился? Слушаю.

Голос прозвучал настолько отчетливо и ясно, как будто бандитский авторитет находился рядом. Сомнений никаких не оставалось, телефон принадлежал именно Серванту. Азим с размаху внезапно хватил трубкой об пол с такой силой, что пластмассовые осколки брызнули в разные стороны.

Полковник Махмуд Аббас Аль Фарук достаточно долго служил в военной разведке и достаточно хорошо знал русский язык, чтобы из всего виденного сделать правильный вывод. Сервант жив. А из этого следует только одно — его люди не выходят на связь только потому, что мертвы. Приблизившись к молодой женщине, он склонился над ней и негромко спросил:

— Ты кто такая?

— Я, я, — невольно запинаясь, Алена снова облизала разбитые губы и ответила: — Я — воровка на доверии.

Лицо полковника Аббаса неожиданно сморщилось, напомнив морду английского бульдога, он повернул голову и вопросительно уставился на Азима.

— Так называют профессиональных преступниц, связавших свою жизнь с криминальными авторитетами, поспешил пояснить банкир незнакомое ливийцу выражение. Тот кивнул и снова обратился к пленнице: