– Наверное, ты прав, что потешаешься надо мной, – отозвалась она. – Всего несколько недель назад мне казалось, что весь мир у моих ног.

– А сейчас?

– Все пошло наперекосяк. Работа… статья… – Корреспондентка на мгновение замолчала. – Ты. Мне казалось, я смогу все сделать сама, и я ошиблась. Прости.

Это была другая Мэтти, полная сомнений и неуверенности. Краевски не знал, что сказать, и поэтому просто промолчал.

– Когда я была маленькой, мой дед частенько брал меня с собой на прогулки по долинам Йоркшира, – стала вдруг рассказывать его подруга. – Он говорил, что они очень похожи на некоторые районы Норвегии. Порой там становилось невероятно холодно и неуютно, но я ничего не боялась, потому что дедушка находился рядом и был готов помочь улыбкой и рукой. Он всегда брал с собой термос с горячим бульоном, и мне было тепло и уютно, как бы сильно ни бушевал ветер. Но как-то раз я решила, что уже взрослая и больше не нуждаюсь в компании деда, и отправилась туда одна. Я сошла с тропинки и не сразу заметила, что земля постепенно становится все более мягкой. Вскоре она уже доходила мне до щиколоток, но я продолжала погружаться все глубже и глубже. – Девушка снова начала дрожать. – Я никак не могла выбраться, и чем сильнее пыталась, тем больше завязала. Я думала, что мне суждено остаться там навсегда, и тогда, впервые в жизни, я узнала, что такое настоящий страх. Но тут появился мой дед и вытащил меня. Я плакала, а он обнимал меня и вытирал мне слезы, и все снова стало хорошо.

Джон видел, какая Сторин маленькая и беспомощная в своей огромной куртке, как будто она снова переживала то свое приключение.

– Сейчас я чувствую то же самое, Джонни. Я отчаянно пытаюсь найти клочок надежной почвы, где я могла бы встать и вернуть свою веру, как в работе, так и в жизни. Но я погружаюсь в болото все глубже и глубже, как тогда, только моего деда больше нет рядом, и мне страшно. Ты понимаешь? Мне кажется, что мне вообще не суждено выбраться из этого ужаса.

– Ты разве не видела воскресные газеты? – проговорил Краевски. – Кто-то украл личное дело Сэмюэля. Разорвалась еще одна бомба, брошенная из штаба, и ударила по гонке за лидерство. Появились новые улики, указывающие на Тедди Уильямса. Разве это не твердая почва?

Девушка печально покачала головой:

– Все не так просто, Джонни.

– Я не понимаю, – сказал ее коллега. – Мы имеем преднамеренную кражу личного дела Сэмюэля. Кроме того, нам известно, что кто-то изменил данные в компьютере штаба – тоже совершенно сознательно. Несколько самых разных утечек подрывающей репутацию правительства информации, тоже из штаба партии, попавшей к тебе, Кендрику и к тем, кто проходил мимо. Член партии открыл адрес до востребования на фальшивое имя, и повсюду, точно трупики ежиков на дороге, валяются тела политиков. Что еще тебе нужно? Все сходится на штабе партии – а это означает, что за веревочки дергает Уильямс. Он не мог самостоятельно уничтожить премьер-министра, поэтому постарался использовать тех, кого имеет возможность контролировать и кто в состоянии сбросить Коллинриджа.

– Ты упускаешь одну деталь, Джонни. Зачем Уильямсу воровать собственные документы? Он мог просто скопировать необходимую ему информацию, ему не было никакой нужды взламывать замок и забирать всю папку. И вообще, у него есть ключи. Кроме того, все знают, что он поддерживает Сэмюэля, однако кампания Майкла неуклонно катится под гору с тех пор, как начались выборы.

В глазах Краевски появилось разочарование, но его собеседница продолжала:

– Ты можешь представить себе могущественного государственного деятеля, такого как Уильямс, который подставляет премьер-министра под обвинение в мошенничестве? Или сливает такое количество информации из штаба партии, что выглядит как слабоумный идиот?.. Нет, Джонни, это не Уильямс.

– Тогда кто, черт подери? Кто-то из Кабинета министров? Или Лэндлесс?

– Я не знаю! – вскричала Сторин. – Вот почему у меня такое ощущение, будто я тону. И чем сильнее пытаюсь выбраться, тем больше завязаю в трясине. Профессионально. Эмоционально. Мне кажется, что меня засасывает громадное болото, и я уже ни в чем не уверена.

– Я бы хотел помочь тебе, Мэтти. Пожалуйста, не отталкивай меня!

– Ты, как мой дед, всегда оказываешься рядом, когда я в тебе нуждаюсь. Спасибо тебе, Джонни. Но сейчас я должна сама выбраться на дорогу, иначе мне никогда не удастся это сделать. Внутри у меня настоящий хаос, я ничего не понимаю и должна разобраться в том, что происходит.

– Я могу подождать, – мягко сказал Джон.

– Зато я не могу. У меня есть всего два дня до выборов, чтобы найти ответ, и одна надежная ниточка – Роджер О’Нил.

Уборщик нашел тело вскоре после того, как вышел на работу. Это было в 4.30 утра, в темные холодные предутренние часы, на заправке Раунхемса, расположенной на шоссе М27 возле Саутгемптона. Он чистил туалеты, когда обнаружил, что дверца одной из кабинок не открывается. До его шестьдесят восьмого дня рождения оставалось совсем немного, и уборщик выругался, вставая на четвереньки, чтобы заглянуть под дверь. Это далось ему нелегко, но, в конце концов, он увидел пару туфель, полностью удовлетворивших его любопытство. Внутри кабинки находился человек – пьяный, мертвый или умирающий. И в любом случае расписание уборки летело к дьяволу. Старик проклял свое невезение и побрел за смотрителем.

Когда тот пришел, настроение у него было не лучше. Он попытался открыть дверцу при помощи отвертки, но у него не получилось – колени сидевшего внутри мужчины были плотно прижаты к ней. Вдвоем служащим удалось сдвинуть дверь всего на несколько дюймов, и смотритель засунул руку внутрь, рассчитывая, что сумеет оттолкнуть колени незнакомца в сторону, но наткнулся на холодные как лед пальцы. Он в ужасе отскочил назад и испуганно вскрикнул, а потом заявил, что должен как следует вымыть руки, прежде чем звонить в полицию и «Скорую помощь».

Полиция приехала в начале шестого утра – они обладали куда более богатым опытом в подобных делах и через несколько секунд сняли дверь с петель. Внутри стражи порядка обнаружили полностью одетого О’Нила, который привалился к стенке. Его бледное лицо исказила жуткая судорога смерти, а глаза были широко раскрыты. На коленях у него полицейские обнаружили две половинки пустой коробочки от талька, а на полу – маленький полиэтиленовый пакетик с несколькими гранулами белого порошка и кожаный портфель, набитый политическими брошюрами, к которому прилипло совсем чуть-чуть такого же порошка.

Не вызывало сомнений, что Роджер положил портфель на колени, чтобы получить горизонтальную поверхность. В одном из кулаков он сжимал банкноту в двадцать фунтов, скатанную в трубочку – потом, когда у него начались предсмертные судороги, О’Нил ее смял. Другая рука была поднята вверх, словно жутко ухмыляющийся покойник отдавал кому-то прощальный салют.

– Еще один наркоман принял последнюю смертельную дозу, – пробормотал полицейский сержант, который за свою службу в полиции видел немало таких картин. – Обычно их находят с иглой в руке, – объяснил он своему более молодому коллеге, – но этот, похоже, выбрал напоследок кокаин, и либо у него не выдержало сердце, либо порошок был плохого качества. Такую дрянь часто продают на заправочных станциях, и наркоманы сами не понимают, что покупают и у кого. Дилеры нередко разбавляют наркотики, причем всем, что только можно придумать, начиная от сахарной пудры и заканчивая пекарским порошком. Или чем-нибудь гораздо более опасным для жизни. Торговцы готовы продавать все что угодно, лишь бы получить деньги, и наркоманы им платят. От этого удача отвернулась…