Унна испускает удивленный вздох, по лицу Серпетиса пробегает судорога.

— Зачем? — спрашивает он. — Ты пойдешь с нами в дом моего отца?

Серпетис так глуп. Это не Энефрет пойдет с нами в дом Мланкина. Это мы пойдем с ней туда. Она пришла и теперь намерена убедиться в том, что мы исполним то, что она для нас задумала. Я вижу, как бледнеет Инетис, которая так и не рассказала мне о том, что слышала в ту ночь, когда к ним с Унной явилась Энефрет.

— Да, — кивает Энефрет. — Вы носите мои метки. Я пойду с вами.

Взгляд Энефрет задерживается на Серпетисе, и мне это не нравится. Потом она поворачивает голову и смотрит на Инетис, и мне это не нравится еще больше.

— Мы уже в Асморе, — продолжает она, подтверждая мою догадку. — Я перенесла вас к Чинамину, здесь мы отдохнем, чтобы потом отправиться в путь.

— Что с мигрисом и рабрисом? — спрашивает Серпетис.

Энефрет пожимает плечами.

— Они уже в Асме.

— Что они расскажут Мланкину? Он решит, что магия не ушла из Асморанты, — говорит Инетис. — Он может уже сегодня снова вернуть запрет.

— Я уже говорила, что не враг тебе, — отвечает ей Энефрет. — Ваши мигрис и рабрис крепко спят и по пробуждении ничего не будут помнить. Будут знать только, что привезли вас в Асму. И вам советую говорить так же.

Она смеется.

— Нам лучше не стоять на месте. Они не проспят очень долго.

Мы взбираемся на лошадей и продолжаем путь. Глаза у меня вскоре начинают слипаться — над головой солнце, но тело мое не помнит этой ночи и хочет отдохнуть. Энефрет едет рядом, она поглядывает на меня, словно знает, что я хочу ей сказать.

— Ты можешь управлять человеческим разумом, — говорю я, и все прислушиваются к моему голосу

— Я могу почти все, — Энефрет улыбается легкой соблазнительной улыбкой. — Почти.

Уже совсем скоро мы добираемся до Чинамина. Это маленький городок за десяток мересов от Асмы — совсем близко, мы доедем от него до сердца Цветущей равнины меньше, чем за полдня. Энефрет спешивается и ведет нас к лучшему самдуну в городе, где платит денежными кольцами за сытную трапезу и комнаты для нас. Она отдает ровно столько, сколько просит хозяйка, низкого роста женщина с бородавкой на верхней губе.

— Ты могла бы убрать это с ее лица? — спрашиваю я, когда мы поднимаемся наверх, в комнатки под крышей, где сможем освежиться и отдохнуть перед последним переходом.

— Могла бы, — говорит Энефрет. — Но магии больше нет в вашем мире, помнишь? Я передам ее избранному. Пусть он творит волшебство.

И я не знаю, что сказать ей в ответ.

Мы с Серпетисом ложимся спать в одной комнатке, женщины — в другой, отделенной от нашей тонкой хлипкой стеночкой. Меня гложет любопытство, но не оно заставляет меня лежать, глядя в потолок, и вслушиваться в звуки за стеной, хотя глаза слипаются, а в голове стоит туман.

— Уже сегодня мы будем в Асме, — говорит Серпетис сонно. — Что ты намерен делать дальше, маг?

Неужели мое имя так сложно запомнить и произнести?

— Все зависит от воли Энефрет, разве ты еще не понял? — спрашиваю я. — Она не уйдет. Она не позволит уйти нам. Она пришла, чтобы быть с нами.

Он молчит. Я почти засыпаю, когда слышу его голос:

— Думаешь, избранный, о котором она говорила — один из нас? — Он говорит что-то еще, и в сонной полудреме я разбираю только имя Инетис.

Я заставляю себя вынырнуть из забытья.

— Что ты сказал?

— Мне кажется, Инетис знает больше нашего, — говорит Серпетис. — Может, избранный — это она? Потому она и говорила так смело и открыто с людьми в деревнях. Она что-то знает.

— Моя сестра не стала бы от меня ничего скрывать, — говорю я.

Лгу — и это я, маг, который еще недавно не знал, что такое ложь.

— Не думаю, — говорит Серпетис. — Я видел, как вы говорили у ручья. Не похоже, что у вас доверительные отношения. Скорее, похоже, что ты плохо знаешь свою сестру.

— Не смей даже пальцем коснуться Инетис, — говорю ему я.

И он поднимается и выхватывает откуда-то друс и бросает его прямо в меня. Острая боль пронзает мою грудь. Темнота накрывает меня, и в этой темноте на небе горит ярким светом крутящееся колесо — такое же, как у меня на шее.

Мне кажется, я спал всего пару мгновений, но солнце уже высоко, а значит, нам пора в дорогу. Я сажусь на постели, дотягиваюсь до тазика с чистой водой, умываю лицо. Самдун и в самом деле хороший. На лавке лежит чистое полотенце, в углах — связки трав, чтобы отпугивать грызунов, каменный пол подметен, на постели — простыни из домотканого крепкого полотна, и кажется, на них до нас никто не спал. Я достаю из-за пазухи последний лист кроволюбки и намазываю шею. Вода в тазу становится красноватой, когда я смываю сок с пальцев.

В дверь стучат. Стук настойчивый, и я знаю, что это Энефрет. Серпетис вздрагивает и быстро просыпается. Он помнит, что сказал мне, и я помню, что сказал ему. Мы не разговариваем и не смотрим друг на друга.

— Выходите, — говорит Энефрет за дверью. — Мы должны добраться в Асму до заката. Нельзя медлить.

Мы проверяем друг у друга метки и спускаемся, и я снова хмуро наблюдаю, как Серпетис и Инетис обмениваются взглядами. Она смотрит и на меня, но быстро отводит глаза, когда замечает выражение моего лица.

Энефрет расплачивается за сено, съеденное лошадями — снова ровно сколько сказано, не больше, и мы снова садимся в седла. Теперь до Асмы мы сможем добраться без остановки, и это одновременно хорошо и плохо. Хорошо — потому что конец пути, и плохо — потому что никто не знает, что нас там ждет. Кроме Энефрет.

И всех гложут те же самые мысли. Инетис молчит и кусает губы, Серпетис молчит и щурится, поглядывая по сторонам, Унна молчит и поглаживает гриву своей кобылы, бездумно, находясь думами где-то далеко отсюда.

Энефрет сидит в седле как влитая. Вороной ее конь красив и статен — гордость любого хозяина. Я не знаю, где она взяла его, у кого, возможно, украла.

Где она находится, когда ее нет в нашем мире? Где она была до того, как пришла к нам и куда уйдет потом? Настоящий ли это конь или порождение ее всесильной — почти всесильной магии?

С холмов дует ветер, и он несет перемены.

Впереди уже виднеется Асма — дома, дома, снова дома, раскинувшиеся на трех холмах. Это муравейник. Город гомонит тысячей голосов, и в каждом из них мне слышится вопрос.

Зачем ты идешь сюда, путник? Что ведет тебя в наш город? Почему ты возвращаешься туда, откуда бежал под покровом ночи?

— Сколько людей, — говорит Унна.

На подходе к городу мы видим большую толпу. Со стороны Обводного тракта все еще течет человеческая река, и, кажется, мы догнали тех, кого провожали взглядами в тот день у дома наместника. Людей много, некоторые одеты в настоящие лохмотья и едва держатся на ногах, но большинство здоровы и крепки, и не отводят взгляда. Охранный отряд у ведущей в город большой дороги выглядит неприветливо. Рослые воины с друсами хмуро оглядывают проходящих мимо, но не препятствуют — пока не препятствуют, потому что Мланкин еще не понял, с чем будет иметь дело. Я вижу еще солдат и еще. Подступы к городу охраняются в этот день сильнее, чем обычно. Но сегодня не совсем обычный день.