— Конечно, знает, — сердечно сказал Перегрин.

Они стояли на сцене. В зале не было света, но оттуда донесся голос, сказавший:

— О да, можешь быть уверена, Мэгги: он знает, что делает.

И рассмеялся. Это был Мортен — Макдуф.

— Саймон! — воскликнула Мэгги. — Что ты там делаешь? Ты смотрел репетицию?

— Я только что пришел. Простите, что перебил вас, Перри. Мне нужно было зайти в администрацию по делу.

Дверь в задней части партера открылась, впустив продолговатый луч дневного света, и снова закрылась.

— А с ним что такое? — спросил Дугал, ни к кому не обращаясь.

— Бог его знает, — сказал Перегрин. — Не обращайте внимания.

— Ничего, — сказала Мэгги. — Он просто ведет себя глупо.

— Не очень-то глупо он выглядит, когда я вижу напротив его мрачное лицо с нахмуренным бровями и когда он размахивает своим мечом в нескольких дюймах от моего лица, — с нажимом сказал Дугал. — И если я правильно понял, что ты имеешь в виду, дорогая Мэгги, то делает он это совершенно напрасно. Я невинен как младенец. Хотя могу добавить, что не по собственному выбору.

— Я с ним поговорю.

— Осторожнее со словами, дорогая. Ты можешь его воспламенить.

— Мэгги, дорогая, — взмолился Перегрин, — успокой его, если сможешь. Мы репетируем английскую сцену на этой неделе, и мне очень хотелось бы, чтобы он был в нормальном состоянии.

— Сделаю что смогу. Он такой глупый, — сердито произнесла Мэгги. — А у меня столько дел.

Возможность представилась ей на следующий день. Она осталась в театре после работы над сценой с хождением во сне, пока Перегрин работал с Саймоном над английской сценой. Когда они закончили, и Мортен уже собирался уходить, она скрестила пальцы и остановила его.

— Саймон, отличное начало! Не хочешь пойти со мной и обсудить эту сцену? Выпьем чего-нибудь и немного поедим. Не отказывайся, пожалуйста.

Он был ошарашен. Он пристально посмотрел на нее, угрюмо пробормотал что-то, а потом сказал:

— Спасибо, с удовольствием.

— Хорошо. Надевай пальто, на улице холодно. Роль у тебя с собой? Тогда пошли. Перри, дорогой, доброй ночи.

— Доброй ночи, прекрасная леди.

Они вышли на улицу через служебную дверь. Услышав, как она захлопнулась, Перегрин перекрестился и сказал:

— Благослови ее господь.

Он погасил рабочее освещение, запер двери и с фонариком прошел к выходу через зрительный зал.

Они доехали до квартиры Мэгги на такси. Она позвонила, и дверь открыла пожилая дама.

— Нэнни, — сказала Мэгги, — сможешь накормить нас двоих ужином? Мы не спешим. У нас есть два часа.

— Суп и котлеты-гриль.

— Великолепно.

— Добрый вечер, мистер Мортен.

— Добрый вечер, Нэнни.

Они вошли внутрь, где ярко горел камин и стояли удобные кресла. Мэгги взяла у него пальто и повесила его в прихожей. Она приготовила ему довольно крепкий коктейль и усадила его в кресло.

— Нарушаю свои собственные правила, — сказала она, налив немного и себе. — Пока идут репетиции — никакого алкоголя, никаких вечеринок и никаких глупостей с приятными мужчинами. Но ты, конечно, и сам заметил.

— Разве?

— Конечно. Даже если предположить, что Дугал — чемпион мира по части секса (а я так не думаю), то было бы полной катастрофой увлечься им, когда мы играем шотландских горцев. Некоторые могли бы это сделать. Полагаю, даже большинство, но не эта леди. К счастью, у меня нет такого искушения.

— Мэгги.

— Нет.

— Честно?

— Конечно.

— Но он ведь не разделяет твоих взглядов?

— Я не знаю, что он чувствует по этому поводу. Ничего серьезного, — беспечно сказала Мэгги и добавила:

— Мой дорогой Сай, ты же видишь, какой он. Он ко всему относится очень легко.

— А вы… — он отпил из бокала, — обсуждали эту тему?

— Разумеется, нет. В этом не было необходимости.

— Ты с ним ужинала. В тот вечер, когда была репетиция.

— Я могу поужинать с мужчиной, не падая ему в руки, словно перезревшее яблоко.

— Ну а он?

— Саймон! Ты ведешь себя как ребенок. Он не пытался за мной приударить, а если бы и попытался, то я вполне в состоянии с этим справиться. Я ведь тебе говорила: я не завязываю отношений во время репетиций. Ты патологически ревнив на пустом месте. Совершенно на пустом.

— Мэгги, прости. Мне ужасно жаль. Прости меня, Мэгги, дорогая.

— Ладно. Но никаких спальных сцен. Говорю тебе, я чиста, как первый снег, когда репетирую роль. Честное слово.

— Я тебе верю. Конечно.

— Ну тогда перестань рыскать вокруг, словно небесное воинство, или как там оно называлось в сборнике церковных гимнов. «Господи, чего тут стесняться!», как говорила миссис Боффин[99].

— Ладно, — сказал он, и его лицо осветила красивая улыбка. — Нечего.

— И мы все прояснили?

— Да.

— Тогда выпей еще и расскажи мне, что ты думаешь о юном Малькольме.

— Юный Малькольм? Это трудный вопрос. Я думаю, у него все получится, но придется как следует поработать.

Они радостно и взволновано принялись обсуждать английскую сцену и занимались этим до самого ужина. Мэгги достала бутылку вина, суп был отличный, котлеты превосходные.

— Как хорошо, — сказала Мэгги, когда они поели.

— Идеально.

— Каким же ты был глупым, желая себе навредить, чтоб другим досадить, разве нет? Посидим полчаса у камина, а потом ты должен будешь уйти.

— Как скажешь.

— Да, я на этом настаиваю. Я собираюсь поработать над сценой с хождением во сне. Я хочу потренироваться говорить голосом лунатика. Мертвым, без модуляций, металлическим. Как думаешь, это произведет эффект?

— Да.

Она посмотрела на него и подумала: каким приятным и романтичным он кажется, и какая жалость, что он так по-глупому ревнив. Это было видно по его рту. Ничто не могло справиться с этой ревностью.

Когда он собрался уходить, она сказала:

— Спокойной ночи, дорогой. Ты ведь не станешь срываться на Дугале? Это было бы так глупо. Отыгрываться на нем совершенно не за что.

— Как скажешь.

Он держал ее за руки. Она быстро поцеловала его и отстранилась.

— Спокойной ночи, Саймон.