— Поняла, — Саша шутил, значит дела уж были не настолько плохи. — Твоя встреча с человеком прошла удачно?

— Более чем, — бодро отозвался он.

Мы приехали в центр Москвы, Лиза шла немного впереди нас и ела мороженое, какое ей купил Саша. Кругом сновали люди туда-сюда, и мне на минуту показалось, что все между нами стало, как прежде.

— Я разговаривала сегодня с Наташей… переживала за тебя, когда ты надолго уехал. Она сказала, что вы не общаетесь с того самого дня… — я понимала, что оставшись наедине, не смогу поднять этой животрепещущей темы.

— Да. Я всю жизнь пытался заложить в неё человечность…

— Хочешь сказать, что никогда не простишь её?

— Это не одно и то же, но… Вот тебе простой пример: поставить под удар любимого человека моей сестры, то есть Глеба. Ты бы отчаялась на такой шаг? Да ещё и за моей спиной?

— Я не знаю… Ситуации и обстоятельства бывают разными… Может быть, она не понимала до конца, как рискует? Это ее не оправдывает, но…

— Вот и я так подумал! — отрезал Саша. — Не оправдывает! Поэтому пока я не могу взять и вернуть все на круги своя. Мне нужно время. И как много я не знаю.

— Ты сильно переживаешь, но напрасно. Я уверена, что все не так страшно: Наташа скоро станет мамой, отец пойдёт на поправку, мы вернёмся в Австрию, а обида и все чувства к поступку твоей сестры и её мужа поутихнут…

Саша остановился, привлек меня к себе и заглянул в лицо.

— Я очень уравновешенный человек и, поверь, я уже частично отпустил эту ситуацию. Но есть события, которые я не смогу забыть. Мне нужно время, чтобы научиться жить с некоторыми вещами и принять их как данность. Ты пытаешься показать мне, что все в порядке, но это не так. Лучше подумай о себе. И не принимай близко к сердцу мои неудачи и промахи.

— Мне кажется все, что касается тебя, я теперь буду принимать близко к сердцу… — призналась я.

Саша шумно выдохнул и обнял меня. А у меня в груди, как будто сердце увеличилось в размерах: столько нежности было в его взгляде…

— Все будет хорошо. За меня не переживай, — он сделал шаг назад и взял меня за руку. — Сейчас еще одно мороженое, и Лизу пора везти домой, я обещал твоей маме, что привезу ее через два часа.

Спустя полчаса мы ехали в супермаркет, закупили продуктов на вечер, а потом завезли сестру домой. Я исподтишка смотрела на Карима и Сашу, теперь видя сильное сходство между мужчинами.

— Я в душ, — сказал Саша, когда мы переступили порог его квартиры.

Я разбирала пакеты с едой и прикидывала в уме, что бы приготовить на скорую руку на ужин, как он уже появился в дверях кухни, повесил полотенце на спинку стула и подошёл ко мне сзади.

— Я буквально уложусь в полчаса… Ты сильно проголодался? — повернулась, увидела его обнажённое тело и забыла, чем занималась.

— Очень сильно проголодался… И я бы не был так в этом уверен, — кивнул в сторону продуктов, что я разложила на столе, — что мы уложимся за полчаса. Это определённо потерпит, как ты считаешь? — подошёл ко мне, прижимая к своему сильному и твердому телу, завладел моим ртом и поцеловал. Я поняла, что испытывала только один голод. Пока я была в больнице, Саша никак не показывал свою страсть, а сейчас… Я вся дрожала только от одних его жарких прикосновений.

Он подхватил меня на руки и понёс в спальню. Ничего не говорил, просто смотрел на меня потемневшими глазами.

— Возможно, во второй раз я буду несколько сдержан, но не сейчас… — потянулся к тумбочке и достал серебристый квадратик. Открыл его и раскатал по всей длине члена презерватив, стянул с меня платье, затем трусики и опрокинул на постель.

— Знаешь, о чем я думал, пока ты лежала без сознания в моей машине и в больнице несколько дней не приходила в себя? Что возможно простить любой обман, любую ложь, все что угодно, но простить потерю любимого человека — никогда. Это мой ответ, смогу ли я простить Наташу. Простить навряд ли, но я постараюсь забыть, что они с Глебом могли лишить меня самого важного в жизни…

Резким толчком он проник в меня, не спуская с моего лица напряжённого взгляда. Толкался в меня с какой-то дикостью и ненасытностью, а я, запрокинув голову, стискивала в кулаках простыню и повторяла его имя. Говорила, что люблю его и словно чувствовала все, что он пережил в те моменты, о которых мне говорил, потому что я тоже боялась его потерять!

Когда острые моменты чувственных наслаждений были позади и мы лежали с Сашей в кровати, я думала о его словах о сестре, поднялась на локтях и посмотрела в его лицо. Я нисколько не осуждала его за эти чувства и слова. Он прав, будь я на его месте, испытывала все те же самое.

— Ты сказал, что простить Наташу не сможешь, но постараешься забыть…

— Я далеко не сентиментальный юноша, но в момент, когда ты находилась на грани жизни и смерти, будто переживал все те чувства, когда потерял мать. Человек не робот, и я не бездушная машина. Я люблю Наташу, но на войне не все средства хороши. Я бы отдал Золотовой все до последней копейки и не устраивал вендетту. Я слишком много пережил, чтобы понять, что за деньги не купить ничего важного, и статус — это всего лишь слова. Всё могло сложиться совсем иначе, если бы они сразу рассказали мне о своих планах.

— И что бы ты сделал?

— Отдал свою часть на растерзание стервятникам и увёз тебя из страны. Наташа, отец и Глеб сами бы разбирались в этих делах. Без нас, — спустя минуту сказал Саша. — Я сегодня купил два билета. Вылет через неделю. На днях я поговорю с Каримом, и моя миссия в Москве закончена…

— То есть… Так быстро?

— Да, не вижу смысла здесь больше задерживаться. У меня остались дела в Австрии, я и так провел тут больше месяца. А у тебя осталось не так много времени, чтобы принять окончательное решение…

— Я уже все давно решила. Я полечу с тобой, — твердо произнесла я и обняла Сашу, крепко прижимаясь к его влажному и горячему телу.

Александр

Вся жизнь в итоге — это бесконечный бег вокруг своих принципов. Нет, я не собрался их нарушать, идти им наперерез, но впервые с того дня, как увидел отца в кабинете с той дрянью, чувствовал опустошение. Не знаю, наверное, я его простил… И больше не собирался осуждать его жизнь, чувства и поступки. Все мы люди, и я тоже сильно переживал за Тасю, когда она была в руках у Ребровского. Чувствовал неподъемный груз вины за выкидыш на раннем сроке. И если она, маленькая смелая и хрупкая девушка, простила меня, что я не спас её и нашего ребёнка, то какое право имел вершить свой самосуд?

Поднялся в палату отца и подошёл к нему. Врачи дали разрешение его навестить. Для начала мне хотелось поговорить с ним, а позже у нас была назначена встреча в кафе с Каримом. Перед отъездом я хотел успокоить свою душу. Несколько лет я жил в подвешенном состоянии, и вот теперь, кажется, чувствовал, наконец, смирение.