— Чуть не пропустили, — прошептал он, пока я, словно маленькая девочка смотрела на красочный салют. Но в честь чего?

Удивленно перевела на него взгляд, на его лице играли тени от света, что озаряли иногда яркие вспышки залпов. Мои ладони сделались влажными, потому что по одному взгляду в его счастливое лицо я поняла, что Саша был рад. С моей души будто камень свалился!

— Ну, кто же знал, что все совпадёт… — радостно протянул он и обнял меня. — Сама судьба расставила для нас ловушки, — прижался к моим губам и погладил по волосам. А затем отклонился от меня и достал из кармана джинсов маленькую синюю коробочку. — Зато я теперь могу ни грамма не переживать за твой ответ, ведь так? — достал кольцо, поставив коробочку на подоконник. Взял мою руку и надел аккуратное и красивое кольцо на безымянный палец.

— Так… — эхом отозвалась я, смотря на переливающиеся камни изящного золотистого ободка на своем пальце, пока сердце набатом стучало в груди в унисон залпам салюта, словно они соревновались, кто окажется громче.

— Я, как и ты, решил не ждать удобного момента, но случай снова вмешался в наши планы и все расставил по своим местам? — я подняла глаза и снова увидела его улыбку и улыбнулась ему в ответ.

— Саша… — эмоции захлестнули меня, и в глазах собралась влага. Этот мужчина столько всего сделал для меня, но самое ценное: был всегда рядом и еще ни разу не дал мне усомниться в себе и в том, что он искренний и настоящий.

— Тсс, — он приложил палец к моим губам. — Однажды я уже оценил твои чувства и незаслуженно поставил им клеймо, как продажной любви, но я ошибся. Это чувство не имеет никакой цены, статуса и вообще не поддается каким-либо измерениям. Я давно понял ещё перед нашим отлетом из Москвы, что вернусь сюда, там, где все когда-то началось, чтобы поставить в нашей истории огромную и размашистую роспись в свидетельстве о браке и двигаться дальше…

Сердце, словно пойманная в ловушку бабочка, трепыхалось внутри и искало выхода наружу. Я обвила руками шею Саши и поцеловала его. Я бы говорила ему каждое утро «да» и призналась в своих чувствах, но все слова не имели значения. И не уверена, что у меня получилось бы выразить все, что я к нему чувствовала как-то иначе. Потому что это и была любовь: бескорыстная, трепетная, самоотверженная и безграничная.

Спустя семь месяцев

— Ты обещал мне, что рожать я буду в Москве! И мама тоже настроилась присутствовать на родах. И ни о каком кесарево и речи не шло! А я ещё хочу детей… Я никогда не делала операций… Мне страшно! — из-за страха из меня и лился поток этой бессвязной речи.

— Не бойся, — спокойно говорил Саша. — Теперь я буду за маму. Кто знал, что роды начнутся преждевременно? — он ласково погладил меня по голове. — Вот увидишь, все будет хорошо, — успокаивал он меня.

Рано утром из меня хлынул фонтан крови, и я перепугалась так, что едва не потеряла сознание. И если бы не Саша, то не знаю, чтобы со мной было. Это он отвез меня в больницу, и уже спустя час я, укомплектованная, направлялась в операционную. Обширная отслойка не оставила надежды походить ещё какое-то время с животом.

— А ребёнок… если с ним что-то случится? — мой голос вибрировал от волнения, я понимала, что сейчас не время паниковать, но ничего не могла с собой поделать.

— С ним все в порядке. Он просто родится раньше на месяц. Такие малыши вполне жизнеспособные…

— А мама? Ты позвонил ей?

— Тася, — мягким, но строгим голосом произнёс Саша. — Я всем позвонил, а сейчас глубоко вдохни и выдохни. Врачу необходимо сделать тебе анестезию. В противном случае, тебя введут в наркоз, и я один буду смотреть на нашу дочь.

Нет, я хотела видеть ее появление на свет!

— Да, хорошо… — я сделала так, как попросил Саша. Ну, вот не жаловала меня злодейка-судьба! Хотя… я так боялась естественных родов, что страха перед кесаревым сечением, как такового, почти не осталось.

— Все… вот так… — он держал мою руку и гладил по голове. Я не чувствовала схваток, лишь тупую боль внизу живота, и казалось, что кровь так и хлещет из меня без остановки.

Когда мой живот скрыли от меня ширмой, я крепко зажмурила глаза и старалась не прислушиваться ни к каким звукам. Мне казалось, что время застыло, а врачи вечность извлекали нашего ребёнка из меня. И лишь когда услышала сжатый писк, похожий на мяуканье, ощутила слезы радости на глазах и слабое чувство облегчения внутри, что с нашей девочкой все хорошо, и она жива.

Я повернула голову и смотрела в сторону, где находилась наша дочь. Её забрали обработать и осмотреть, и лишь потом дали на минуту подержать Саше.

— Ровно на пару минут, — предупреждающе сказал врач. — Девочка здоровенькая, но ей какое-то время надо побыть под присмотром врачей.

Саша склонился с маленьким свертком на руках и показал мне сморщенное красное личико. Ребёнок жмурил глазки и открывал ротик. Мое сердце замерло от восторга и я, увидев впервые черточки ее лица, запомнила их на всю оставшуюся жизнь. С минуту мы разглядывали крохотного человечка, какого он держал в своих руках, и уже после того, как дочь забрали под временный контроль врачей, Саша склонился надо мной и произнёс:

— Помнишь, я сказал тебе, что любовь ничем невозможно измерить, и она не имеет никакого ценника? Я ошибся и передумал… Отныне будем измерять ее нашими детьми и их улыбками, — сказал он и оставил лёгкий поцелуй на моих губах.

Конец