Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При Сталине икра была, да только есть ее не хотелось – надоедала быстро, а сейчас не надоедает, но есть тоже не хочется – банка черной зернистой икры стоит две минимальные зарплаты. Ее лишь Белозерцев и может трескать. Да еще Ельцин, пожалуй. И кое-кто из его окружения.
Зверев раздраженно дернул головой – что-то в последнее время дергаться, как припадочный, начал. Годы работы в милиции все-таки сказываются – ни к шутам стало не только просквоженное, продырявленное, окончательно запущенное от недостатка внимания нутро, ни к черту сделались и нервы, таким же стало и сердце – сопит, хрипит, бултыхается впустую, с трудом и с болью, едва уже прослушивается в груди – вот-вот остановится.
Звонок прозвучал, когда он уже и ждать его перестал. Зверев не глядя поднял трубку вертушки.
– Слушаю тебя, кхе-кхе, Алексей Константинович!
– А если это не я, а кто-нибудь другой? Леонид Кравчук, например, – генерал Иванов устало рассмеялся в телефонную трубку, – или кравчукча?
– Ну и речи ты ведешь, Алексей… Выработался за день, супа в котелке совсем не осталось.
– Это верно, – оборвав смех, согласился Иванов, – не самое удачное имечко я выбрал. Хотя все мы, пока Кравчук был у власти, мужиков-украинцев звали кравчукчами, женщин – кравчучками, а самого Леню – хорошо что не Голубкова – Леонидом Таврическим. И ты так звал, и я.
– Мир очень тесный, и стукачи у нас с тобой, Алексей, одни и те же. Мне то же самое говорили.
– Ну, насчет того, что «стук-бряк» у нас одни и те же – неверно. Мы больше платим. А кто больше платит – тот больше знает.
– Все равно деньги из одного и того же кармана. Ну и чего там подполковник?..
– Ведет себя покладисто. Всех назвал, ничего не скрыл, сейчас сидит в камере, обдумывает житье-бытье, сопли утирает, в порядок себя приводит.
– Интересно, интересно… И кого же он назвал?
– Полину Евгеньевну Остапову.
– Это кто же, кхе-кхе, такая?
– Да есть одна дама, без пяти минут министерша, из теневых фигур… Там, в заоблачных высях летает. Иногда ее годами не слышно, будто и нет на белом свете, а на самом деле она есть. Только» лишь по телевизору не мелькает – ни разу ее не видел…
Внимательно слушая Иванова и покхекхекивая в трубку – жив, дескать, все засекаю, – Зверев крупными печатными буквами записал в блокноте: «Полина Евгеньевна Остапова». Эту фамилию раньше он нигде не встречал, хотя должен был и услышать, и засечь, но… ловкая, видать, дамочка. Умная. Он раздраженно постучал пальцами по столу. Память, обычно услужливая, на этот раз молчала, ничего ему не подсказывала.
20 сентября, среда, 22 час. 10 мин.
Белозерцев ночевал в кабинете на кожаном пухово-мягком, с бездонным, казалось бы, нутром диване. Два комплекта белья и две подушки со свежими наволочками Зоя Космодемьянская всегда держала для него в задней комнате – в общем, ущемленным по части удобств он себя не ощущал.
Позвонил домой. В ответ – молчание.
«Ну что, все? – спросил он сам себя, и что-то острое, незнакомое всадилось ему в грудную клетку, в кость, дыхание осеклось, стало прерывистым. – Нет, все-таки Высторобец, несмотря на всю свою сноровку, не мог так быстро сработать, он мужик медлительный, любит все обставлять, а тут? Обидно даже – прихлопнул Ирку, словно букашку. Хряп ладонью – и нет ее! Действительно обидно».
Позвонил снова – квартирный телефон по-прежнему молчал.
«Ну и ну», – Белозерцев печально повертел головой, распустил тугой узел галстука.
Он разделся до трусов, одежду развесил по креслам и собрался было прошлепать в душ, когда зазвонил «панасоник». Все разговоры сегодня, все откровения пропустил через себя этот аппарат. «Панасоник» так много знал, что его пора было уничтожать – хрястнуть об асфальт либо опечатать сверху молотком, чтобы никому ничего не выдал.
– Это я, Вячеслав Юрьевич, – услышал он голос Высторобца. «Ну вот, легок на помине».
– Что нового?
– Задание выполнено.
– По двум адресам?
– По двум.
– Фью-ють! – не удержал нехорошего изумления Белозерцев, хотя рассчитывал услышать именно то, что услышал, пробормотал в трубку что-то невнятное – он неожиданно понял сейчас, пришел к твердому решению, что теперь надо убирать и самого Высторобца. Как исполнителя, как человека, который может выдать Белозерцева. Слишком много он знает. Высокие заказные убийства проходят именно по этому сценарию – киллера обязательно убирают. Хоть и есть у Белозерцева хорошее прикрытие, есть старый кашлюн Зверев, есть генерал Веня, который за бутерброд с килькой и стопку холодной водки Родину продаст, есть вояки с лампасами, при больших звездах на груди и погонах – на любой вкус, есть деньги, легко вытаскивающие всякого набедокурившего капиталиста за уши из грязи – да мало ли что есть в арсенале у Белозерцева! Но Высторобца надо убирать. От греха подальше – не дай бог где-нибудь протреплется… – Фью-ю-ють! – вторично, длинно, на этот раз задумчиво присвистнул Белозерцев.
«А что, если сделать это сейчас? – возникала у него тяжелая, не по возвышенному легкому настроению мысль. – Ночь – самая удобная пора для того, чтобы прятать концы в воду!»
– Как прикажете действовать дальше? – спросил Высторобец.
– Где вы сейчас находитесь?
– В гостях.
– Приехать на работу можете?
– Сейчас? – удивленно спросил Высторобец, голос у него неожиданно дрогнул, сделался глухим.
– Сейчас.
– Нет, – твердо ответил Высторобец. Он хорошо знал правила игры и, хотя никак не мог вычислить, о чем думает сейчас шеф – мозги, для этого надо иметь совершенно иные, понял, что замышляет Белозерцев. Шеф «Белфаста» недооценивал своего подчиненного.
Белозерцев в свою очередь так же обо всем догадался. «Вот, собака, чутье имеет какое, – невольно отметил он. – Нос у него кулак чувствует за три дня до драки. Но все равно, батенька, раскусить тебе меня не дано – кишка, батенька, тонка… Или толста, как хочешь, так и считай». Белозерцев по-гусиному приподнял одну ногу, поджал под себя – стоять на полу было холодно.
– Жаль, – сказал он, – а то бы мы сейчас кое-чего обсудили, коньяку б выпили…
– Мне тоже жаль, – с прежней твердостью произнес Высторобец, – коньяк – потом.
– Завтра, в восемь тридцать жду у себя в офисе, – Белозерцев, не дожидаясь ответа Высторобца, повесил трубку. Пошлепал в душ.
«Все», – вздохнул он свобожденно…
20 сентября, среда, 22 час. 40 мин.
Это был вечер, нет, за окном уже вступила в свои угрюмые права ночь, стало тихо, лишь запоздалые машины, подвывая моторами, торопились скорее укрыться в надежном месте, а на тротуарах не виднелось ни одного прохожего, – это была ночь телефонных звонков. Все звонили друг другу: Высторобец Белозерцеву, Белозерцев – домой, проверочно, и двум братьям-охранникам, Володе и Андрею Фоминым, один из которых должен был теперь занять место Высторобца, чтобы те завтра в восемь ноль-ноль явились с оружием в «Белфаст» – вечернее дежурство сегодня было не их, другие охраняли покой Белозерцева в офисе и это было не очень здорово, с другой стороны, пусть мужики спокойно выспятся, отдохнут перед завтрашним делом; Иванов звонил Звереву, Зверев Иванову, Волошин Корочкину и так далее… Вика тоже звонила. Она сделала один-единственный звонок.