– Я встретилась с ним, – сказала она человеку, которому звонила, – да-да, все было о'кей, мы провели неплохой вечер. Я получила хороший подарок, да-да… Что? Каков его денежный эквивалент? Не знаю. Но подарок действительно хороший, мне, во всяком случае, нравится. Да, он готов платить и собрал уже всю сумму… Повторяю – всю! Поэтому давай подумаем, как вести себя завтра. Надо менять схему. Самое лучшее – взять в один прием деньги и вернуть ребенка. Но это вряд ли уже получится, поэтому давай сократим процедуру с трех приемов до двух. Продумай это в деталях – все надо сделать так, чтобы комар носа не подточил, В течение часа жду от тебя звонка. Если сегодня не сможешь все подогнать – жду звонка завтра в восемь тридцать. Неважно, что рано, неважно, что я люблю поспать, – дело есть дело.

Несколько минут Вика сидела у телефона с расслабленным усталым лицом, размышляла, все ли у нее в жизни сходится и вообще так ли она живет? Потом выдернула из розовой кожаной кошелки с фирменной надписью «Нина Риччи» ватный тампон, специальный, сбитый, словно сливки, из какого-то особого волокна, стала снимать с себя макияж: тушь, пудру, помаду.

Ее разговор не засек никто, ни одна душа в мире, – знали только двое, те, кто в нем участвовал, Вика и еще один человек, но о последующих разговорах стали знать уже многие – через десять минут после этого разговора телефон ее был взят под «колпак», на прослушивание.

20 сентября, среда, 22 час. 45 мин.

Похоже, что Белозерцев считал Высторобца недалеким человеком – этаким тюфяком с пролежнями и ржавыми следами, оставленными кровавой сеткой, способным только на разовые задания, – и напрасно. Высторобец раскусил Белозерцева, понял, что тот собирается сделать.

– Ах ты, с-сука, – едва слышно шевельнул побелевшими губами Высторобец, повесив трубку.

– Ты чего? – лениво поинтересовалась из комнаты Оксана. – У тебя что, неприятности?

Хоть и маленькая она, «указница», а все понимает, все чувствует – кожа тонкая, не огрубела еще, да и душа у нее провинциальная, а провинциалочки всегда отличались от москвичек. В постели она еще ничего не умела делать, но это было поправимо – года через два миловидная Оксана будет давать всем путанам такую фору, что… в общем, берегись московские «жрицы любви»!

– Есть кое-что, – неохотно отозвался Высторобец, продолжая про себя ругаться: «Вот с-сука!» Теперь он точно знал – проиграл Белозерцев! Белозерцев схлопочет по полной, целиковую порцию – это мороженое он будет есть столовой ложкой! И вообще, все может сложиться так, что последнюю просьбу Ирины Константиновны Высторобец выполнит.

– Большие неприятности или малые? – голос Оксаны уже слипался от сна.

– Ни большие, ни малые. Спи.

– Тогда чего же ты ругаешься?

Высторобец удивился: как же Оксана могла услышать его? Он же вслух ничего не произносил, матерился только про себя.

– Я не ругаюсь.

– Ну и правильно!

В следующий миг Оксана уже спала. Лицо ее раскраснелось, раскупорилось, было оно еще совсем детским, жалобным и испуганным одновременно, Высторобцу даже больно сделалось: «Эх, девочка!» Он налил себе шампанского, выпил залпом, поморщился – показалось, что стреляющие горькие пузырьки прилипли к небу, к языку, рот оказался словно бы кашей набит. Повозил языком по небу, счищая налипь. Бесполезно. Вздохнул зажато – а ведь сейчас Белозерцев будет его обкладывать. Пока еще не начал, но с утра начнет.

Интересно только, кому он это дело поручит – своим доморощенным пинкертонам, выпестованным им же, Высторобцем, или наймет кого-то на стороне? Если на стороне – будет худо. Высторобцу их практически не вычислить, если же свои… то кто конкретно?

Он перебрал службу безопасности «Белфаста» по пальцам, поименно. Больше всего для этой роли подходили Фомины. Только вряд ли братья потянут на него… А с другой стороны, почему бы и нет?

«Ладно, утро вечера мудренее, надо укладываться, – решил он. – За постой уплачено, условия, правда, хуже, чем в “Кемпинском”, но все же…» Высторобец налил себе еще шампанского, выпил залпом, словно водку. Заел какой-то иностранной кислятиной, взятой в ресторане, – то ли морской, то ли земляной, размножающейся, как картошка, подумал о том, что от всей этой диковинной пищи можно только расстройство желудка заработать, покосился на окно, на простенькую «рабоче-крестьянскую» занавеску.

«Не фонтан живет Оксана, эти коблы из подвала обирают ее», – подумал он расслабленно, сонно, прицелился куда бы лечь, как вдруг Оксана проснулась, села на постели и по-детски потерла кулаками глаза.

– Ты чего? Спи! – сказал ей Высторобец.

– Шампанского хочу, – капризно протянула Оксана.

– Сейчас принесу.

– Не надо. Я сама принесу. И сяду с тобой за стол.

– А спать? – тупо спросил Высторобец, понял, что сказал не то, но поправлять себя не стал – не было сил.

– Спать? – весело, уже окончательно отойдя от сна, хмыкнула Оксана. Вот что значит здоровый юный организм: забылась всего на пятнадцать минут и стала свеженькой, будто лесная земляника. – Спать, отсыпаться после будем. А ты… ты ложись, у тебя глаза усталые.

Что-то насторожило Высторобца – что конкретно, он и сам не понял – то ли сама фраза, то ли интонация, то ли неожиданная забота, совершенно не присущая юной путане, то ли вообще факт, что она вскочила, словно на работу, хотя в ее возрасте люди очень любят спать, Высторобец стиснул зубы, с силой растер пальцами виски, отгоняя сон.

Обхватив бутылку обеими руками, Оксана хотела налить шампанского себе и Высторобцу, потом с озабоченным видом поставила черную, с матовыми боками бутылку на стод.

– Стаканы-то грязные… Чего мы пьем с тобой такое хорошее шампанское из грязных стаканов, когда есть чистые? Ты подожди, я мигом!

Она была очень проворной, юная хохлушечка Оксана, – даже излишне проворной по ночному времени, и это еще больше насторожило Высторобца.

Принеся с кухни два чистых стакана, она с лихим стуком поставила их на стол – один перед Высторобцем, другой перед собой. В стакане, который находился перед Высторобцем, на дне бугрилось несколько прозрачных капелек – вода и вода, а может, и не вода, – стакан же Оксаны был сух.

– Вот это совсем другое дело, – объявила она с бывалой взрослой интонацией, сбила стаканы потеснее, в одну кучу, чтобы было удобнее наливать, и лихо наполнила их шампанским – сделала это куда лучше, проворнее и опытнее, чем это сделал бы Высторобец.

Приподняла опустевшую бутылку за горлышко, посмотрела на свет – не осталось ли чего? Произнесла с сожалением:

– Вот и еще один «огнетушитель» остался в прошлом.

– Это поправимо, – внимательно глядя на Оксану, произнес Высторобец.

– Поправимо не только это, в жизни вообще все поправимо, – Оксана водрузила бутылку на стол. В ней неожиданно появилась странная гвардейская лихость: