Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Август. Для тебя Император Цезарь Август, — раздался сзади холодный и яростный голос Октавия.
Не отрывая взгляда от толпы, Гай ухмыльнулся:
— Да, спасибо, я уже понял, что твоим амбициям показалось очень тесным твое прежнее имя, — он не планировал этого говорить, но сейчас его просто несло, — Однако, если ты не заметил, я все еще жив. Следовательно. Мое завещание недействительно. Следовательно. Ты не имеешь никакого права использовать и позорить мой когномен. Тебе ясно, Гай Октавий Фурин? — последние три слова он выплюнул с неожиданной даже для самого себя ненавистью.
На мгновение повисла тишина, а затем Октавий крикнул:
— Чего стоите?! Остановите его!
Резкая вспышка в голове поглотила его слова. На короткое мгновение Гай ослеп и схватился за голову в отчаянной попытке хоть как-то унять боль.
Боль отступила так же неожиданно, как и накатила, возвращаясь в выносимые рамки. Он с трудом поднял голову и окинул взглядом молчаливое море людей внизу:
— У меня осталось очень мало времени, — констатировал он. Свет невыносимо резал по глазам и требовалось неимоверное усилие для того, чтобы удержать ускользающее сознание, — Если у вас еще остались какие-то сомнения, квириты, позвольте мне их развеять.
Одним неловким движением непослушных рук он стащил с себя грязную футболку. Толпа внизу замерла в ошеломлении.
Воздуха резко перестало хватать.
Холодный и яростный голос Октавия выплюнул:
— Взять его!
Сердце упало куда-то вниз. Единственный шанс. Последняя, отчаянная попытка — и все коту под хвост. Четыре года были слишком долгим сроком. Народ просто не мог поверить в его слова.
Ожидаемого нападения не последовало, и он оглянулся.
Легионеры Октавия даже не думали шевелиться. Толпа внизу безмолвствовала.
— Взять, я сказал! — еще раз прокричал Октавий, но его никто не услышал.
Ошарашенные взгляды его легионеров были прикованы к чему-то за спиной Гая.
Он резко обернулся назад.
В абсолютной тишине над многолюдной, заполнявшей весь форум, толпой взмывали в воздух два легионных орла и бесчисленные сигны. Сигны с быком шестого и львом тринадцатого.
…
Это…
…
Как они…
…
Неужели, Калавий?..
Воздуха не хватало.
Первые крики были робкими и нерешительными, однако подхваченные другими голосами они крепли и вскоре от былой тишины не осталось и следа.
Люди внизу четко и слаженно скандировали одно-единственное слово.
Его имя.
— Цезарь! Цезарь! Цезарь!
Несколько вооруженных отрядов в лориках, надетых под тоги, выделились из толпы.
И свет перед его глазами померк.
[1] Гней Помпей Магн. Список регалий очень и очень длинный, здесь приводить бессмысленно. Сулланец, перескочивший cursus honorum и сразу приземлившийся на должность консула. В 50ых годах эпизодически состоял в своего рода альянсе с Цезарем и Крассом, который по привычке ошибочно называют первым триумвиратом. Противник Цезаря в гражданской войне.
Народный вожак (Квинт Калавий V)
Несмотря на поздний час, лагерь за тонкими тканевыми стенками палатки претория жужжал как потревоженный улей. Проводились финальные приготовления, последние отставшие легионеры разыскивали свои подразделения.
Они готовились к бою.
На правах избранного консула-суффекта, пусть и лишенного как должности, так и гражданских прав произволом мальчишки, Бальб сидел за столом напротив входа и барабанил по столешнице пальцами. Вокруг стола, склонившись над почерканным подробным планом города, сгрудились центурионы и затесавшийся среди них Гай Матий.
Костяк их сопротивления.
— Хорошо. Итого, — начал Бальб, поднимаясь со стула, — Вторая и седьмая когорты тринадцатого, четвертая и пятая шестого под общим командованием Пулло остаются в резерве, — он провел стилусом по карте, иллюстрируя свои слова, — Наблюдайте за вторым и третьим, если увидите что-то подозрительное — сразу снимайтесь с лагеря и идите на помощь Авиту. В открытом поле против двух легионов у вас шансов нет, но ворота вам удержать под силу, я в вас не сомневаюсь.
— Понял, — отозвался необычайно серьезный Пулло, что стоял напротив Бальба.
— Дальше. Целий, — Бальб обернулся к кучерявому центуриону, — Ты с шестой и восьмой тринадцатого окружаешь форум. Ваша цель — наблюдение, в бой без особой необходимости не лезьте. Постарайтесь рассредоточиться и не вызывать подозрения. Если что заметите — присылайте гонцов ко мне, Калавию или Ворену.
— Ясно, — пробасил Целий.
— Теперь вы, Элий, Целер, — два старых афраниевских[1] центуриона-ветерана, знакомых Квинту еще с Испании, встрепенулись, — Вы со своими занимаете возможные пути отхода. На Капитолий, Квиринал и к Капенским воротам.
— А Палатин? — обеспокоенно переспросил теребящий ворот туники Луций Целер.
Нервозная атмосфера в палатке нарастала с каждым проходившим часом. Всем, кроме Квинта с Бальбом, еще оставалось что терять — и смелости для того, чтобы не свернуть с обозначенного пути, от них тоже требовалось на порядок больше.
Квинту сложно было представить, каково им. Со своим незавидным положением проскрибированного он уже успел смириться, и теперь только тихо радовался, что его мать не дожила до этого дня. Потерять и мужа и сына по одной и той же причине стало бы для нее слишком сильным ударом.
— Палатин держат Руф и Котта, — отозвался Бальб, — Их клиентов вполне хватит. Мальчишка не станет бросать туда больше нескольких когорт, в этом нет никакого смысла.
— Руф и Котта? — Квинт оторвал руки от стола, сложил их на груди и с подозрением посмотрел на Бальба, — Ты всему сенату что ли разболтал о наших планах?
— Калавий, угомонись, — отрезал Бальб, — Котта — дядя Цезаря. Руфу Октавиан поперек горла давно стоит. Я им полностью доверяю.
Слова его звучали неубедительно. Квинт уже слышал такое и не раз, и тогда все закончилось очередным витком кровопролитных братоубийственных войн.
Даже забавно. Каждая попытка остановить это безумие только закручивала кроваво-красную спираль еще сильнее.
— Еще вопросы? — Бальб окинул собравшихся взглядом.
Вопросов больше не было.
— Замечательно, — констатировал Бальб и снова вернулся к карте, — Последнее. Мы с Калавием и Вореном берем всех остальных и занимаем форум, — он обвел площадь перед рострами стилусом, — Всем все ясно? Вопросы? Предложения? Другого шанса у вас не будет, если есть что сказать — говорите сейчас.
Над палаткой повисла тишина, нарушаемая только шумом лагеря за стенками. Каждый из них напряженно пытался проиграть в голове все возможные варианты развития событий,