Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ноги подкосились, Фьялбъёрн рухнул на колени, ничего не соображая, лишь ощущая безумный жар, горячую пульсацию вдруг забившегося сердца и прикосновение ледяных гладких пальцев Брады.
Перед глазами всё плыло, где-то слышались крики. Но моряков или чаек, кто разберет? И морской ветер какой-то странный, почти не ощущается. И вообще неясно, что происходит вокруг.
Так быстро уходит посмертие? Где-то на краю сознания разлилась горечь. Жаль… Огонёк… так и не увидеть снова радость в её глазах, не услышать, как она смеётся, творя плетение чар. Но что ж…
Фьялбъёрн почти ничего не слышал и не видел. Но главное — ни о чем не жалел. Он в этом мире был долго. Теперь можно и уйти, возвращая долг любимой…
«Гордый линорм» вдруг содрогнулся. Над парусом в мгновение ока раскрылся черный цветок с рваными лепестками, заслонив всё пространство над кораблём. Даже янтарное сияние Брады на миг померкло, но тут же возродилось с новой силой.
По палубе пронесся чудовищный шквал, всех сбивая с ног.
— Ворожея Огнецвет снова обретёт прежнюю силу, — выдохнула на ухо Брада, и янтарный свет рассеялся, а обжигающие пальцы в последний раз стиснули превратившееся в уголь сердце.
Фьялбъёрн ощутил могильный холод и зов далёких звёзд. Перед глазами сгустилась непроницаемая тьма.
«Неужто сам Господин Мрак спустился? — мелькнула туманная мысль. — Какая честь…»
— Что тут, во имя всех песчаных скорпионов-людоедов, творится? — вдруг раздался голос Яшраха.
Остывающие губы Фьялбъёрна растянулись в улыбке, и он рухнул на палубу.
По морю разнесся полный горя и боли отчаянный рёв морского линорма.
Волны ударили о борт высоко, яростно, мощно! «Линорм» взлетел на гребне, качнулся, и Йанта вскинулась, выплывая из тяжелой дрёмы. Амулет стихий на её груди нагрелся, обжигая кожу. Йанта поймала его ладонью — и едва не слетела с постели, так швырнуло живой драккар. Да что случилось?! Шторм? Но небо чистое, даже ветра почти нет — клочья облаков висят неподвижно. Подводные скалы? Кто-то напал? И почему не слышно ярла?
— Что тут, во имя всех песчаных скорпионов-людоедов, творится? — послышался изумленный голос Яшраха.
Корабль крутило и кидало на одном месте, словно волшебный зверь-линорм взбесился, но с палубы не доносились крики — и это пугало сильнее всего. Йанта схватила рубашку и штаны — не бежать же голой — но одеться не успела. Тишина вдруг стала совершенно полной и жуткой: ни плеска волн, ни скрипа дерева и канатов, ни дыхания ее самой. Время остановилось, замерло тягучей янтарной каплей, и Йанта влипла в этот янтарь, как крошечная мошка. Попыталась закричать, сопротивляться… Но не смогла сделать ни вдоха, утопая в жидком искристом золоте, обжигающем и леденящем одновременно. Оно разлилось по каюте, так что вскоре стены, пол и потолок исчезли, оставив постель, как островок посреди творящегося безумия.
— Жертва принесена, цена уплачена. Отданное по доброй воле да переплавится в то, что было потеряно, — услышала она низкий женский голос, наполнивший мир вокруг запахом и вкусом меда.
Задыхаясь, Йанта упала на постель, вцепилась в меховое покрывало, не в силах даже приподнять голову. Так вот о чем говорила Ньедрунг, обещая помощь. Она призвала свою богиню, Браду Янтарь… Но о какой цене та говорит?
— Кто… жертва? — выдавила она немыслимым усилием, и, как ни странно, была услышана.
— Не все ли тебе равно, маленькая ворожея? — слова лились насмешливо и сладко. — Цена велика, но ее заплатили с радостью. Ты получишь назад свою силу и обретешь свободу — не этого ли ты хотела?
— Силу — да… но свободу… Кто — Ньедрунг? Или… — трепетавший на груди амулет подсказывал другое имя, обжигающее страхом, — Бъёрн?!
— Оба, маленькая ворожея, оба. Тебя любят, тебе благодарны… Одна согласилась отдать половину отпущенной ей жизни, чтобы помочь тебе, и я возьму плату. Но я милостива к верным и отважным, чтущим меня всем сердцем… Моя Ньедрунг еще не знает, что я заберу половину, которая принадлежала её брату. Близнецы едины, знаешь ли… А вот второй… Фьялбъёрн Драуг расплатился всем, что имел.
— Нет… — всхлипнула Йанта, пытаясь привстать. — Нет. Прошу тебя. Он не должен был. Я не хочу… такой… цены…
— Не хочешь вернуть свою магию? Разве не ты считала, что без нее жизнь не имеет смысла? — богиня наслаждалась, играя с ней, как огромная кошка с мышонком, даже в голосе слышалось насмешливое хищное мурлыканье. — О, кто бы мог подумать, что мертвое тело и древняя душа способны гореть такой любовью. Ее хватит, чтобы выплавить для тебя новое сердце, не тронутое Пустотой, с живым чародейским огнем. Тебе сделали великий дар — цени его, ворожея!
— Нет…
Амулет дрожал на её коже, как испуганный зверек, бросая вокруг алые, золотистые, зеленые и синие отблески. Йанта беспомощно глядела, как янтарное марево обволакивает её тело, как узкие ладони, словно вылитые из пламени, касаются груди, безболезненно раздвигая плоть, и как льется внутрь трепещущий огонь…
— Нет! — закричала она. — Верни ему жизнь! Верни, прошу. Он не имел права! Зачем мне магия без него?
— А зачем ему нужна была победа над Вессе без тебя? — вкрадчиво спросила богиня, останавливаясь и нежа в ладонях пульсирующий сгусток огня, смотреть на который было больно, но и взгляд отвести не получалось. — Разве ты спрашивала его позволения, когда заключала договор с Янсрундом? Два гордеца! Вы так хорошо умеете решать друг за друга… Цена уплачена, девочка. Не пропадать же такому чуду?
Ладони качнулись к ней, опуская пламенеющее сердце в раскрытую грудь — и Йанта закричала. Отчаянно, исступленно, не в силах поверить, что снова накликала беду собственной глупостью. Умоляя, отказываясь… Внутри вспыхнул не представимый жар, опаляя без боли, вливаясь в кровь, заполняя тело.
— Он пожертвовал бессмертием, потому что любит тебя, — шепнул на ухо глубокий голос богини. — Единственным, что у него было. Глупый, глупый драуг… Я сказала, что заберу его любовь, но разве она может исчезнуть, отданная добровольно? Ее можно убить жестокостью, обманом, равнодушием, но не искренним даром. Твое пламя обрело новый источник, неиссякаемый, как сама любовь. А ты хочешь вернуть ему дар? Остаться без магии, лишь бы Фьялбъёрн и дальше влачил свою вечность?
— Да! Пусть он живет! Прошу тебя!
— Это не мне решать, — мягко и почему-то печально сказала Брада. — Есть законы, которые не могу отменить даже я. Мертвое должно быть мертвым, не ты ли это говорила?
— Он не мертв! Телом, может, но не душой, не сердцем. Он жив, раз может любить! — лихорадочно бросала Йанта слова в медово-янтарное марево, захлебываясь ужасом. — Прошу тебя… Я бы никогда не согласилась вернуть себе силу такой ценой. Если не можешь сохранить ему жизнь, отдай мою…
— Хватит, Брада… — укоризненно прогудел вдруг другой голос, тяжелый и мощный настолько, что где-то за пределами окутавшего Йанту марева «Гордый линорм» задрожал всем телом. — Хватит… Сама видишь, она тоже любит. Не ты ли говорила, что если любовь искренна и взаимна…