валенках, со следами вчерашней выпивки на давно небритом лице, вооруженный огромной кистью, которой он возит по лежащим на полу холстам. Вот — образец художника-декоратора!

О! Я не говорю, конечно, о художниках театра из группы «Мир искусства»! Которые делали не только дорогой акварелью на драгоценной бумаге свои эскизы к «Петрушке», «Исламею» и «Шехерезаде», но иногда и заглядывали в мастерские под потолком и осторожно трогали кистью холсты, стараясь, чтобы брызги красок не запачкали им ботинки и шевровые туфли.

Это — райские птицы. Нет, я нарисовал образ обыкновенного декоратора из обыкновенного театра! Городского театра Пензы, Тамбова, Новочеркасска, Екатеринодара! Образ почти федотовский!

Париж! Эпоха «Русских сезонов»! Имя русского, русский вкус, русское чутье было окружено восхищением и почетом!

Можно было назвать роль, которую играл Божерянов в Париже, — ролью «комиссионера по продаже картин»? Но разве можно назвать этим низким и противным словом деятельность Сашеньки в Париже?!

Это — полет орла, гордого сокола по сравнению с уныло махающими крыльями воронами.

В стиле самого высокого «тона» происходило знакомство с американским миллионером. Миллионер Томсон давал миллионеру Джексону парижский номер телефона Сашеньки.

И этот самый Джексон был счастлив, если «мистер Божерианофф» поведет его к своему другу Родену, Бурделю, Майолю и, на худой конец, к гениальному Цадкину!

Или они вдвоем заглянут в мастерскую Мориса Дени, Ван Донжена и прочих звезд Современного Искусства Франции!

Ну, конечно, кой-какой «процент» перепадал и со стороны миллионера и со стороны «мэтров». Сашенька не жаловался. На жизнь хватало!

Скуповат был один Роден.

— Я вас отблагодарю, мосье Божи-Рьен, — завтраком… Приходите завтра к 12 часам. Я ведь так вам обязан… Это очень, очень хорошее дело, «аффер», я сделал, благодаря Вам!

И завтрак состоялся.

Холодный картофель, салат с уксусом, кусок холодной говядины и деревенское белое вино!

Роден был великолепен, радушен и гостеприимен. У него, как и у его жены, сияли лица от сознания своей доброты и широты!

Уходя, Сашенька пригласил знаменитого маэстро с супругой к себе в мастерскую на ответный завтрак.

— Я просто заказал его в соседнем, не очень даже дорогом ресторане. Знакомый официант этого ресторана прислуживал. Устрицы, два или три салата разных рецептов. Хорошая рыба. Жаркое из птицы. Вино хороших марок. Всё это не диво для постоянных посетителей ресторанов. Кофе я приготовляю сам. И в моем шкафчике есть и ликеры и коньяк. Роден упивался, благодушествовал.

— О! Мосье Божи-Рьен, я знаю, что русские люди богаты, судя по тому, как вы всегда одеты, я предполагал, что у Вас… «кое-что есть», но чтобы Вы могли дать такой завтрак, как мы только что вкусили, — такого богатства я не мог предположить!..

Как-то я был в гостях у Божерянова. В маленькой, узенькой комнатке… Ведь тогда все бросали большие комнаты и забирались в щели с одним окошком! Там помещалась не двухспальная, конечно, но весьма добротная кровать. Между кроватью и продольной стеной узкий проход для одного человека. Там, у окошка, — буржуйка, которая не была убрана в это чудесное лето.

Он познакомил меня со своей подругой или «метрессой», потому что русское слово «жена» слишком увесисто, тяжело и бесповоротно.

Это была щупленькая, вертлявая брюнетка… балерина, но не из Мариинки, а так… эстрада, открытая сцена в Летнем саду или что-нибудь «клубное».

Метресса стала угощать меня хорошим чаем и лепешками собственного «балетного» изготовления.

Мы с Сашенькой сидели на кровати, и наш взгляд упирался в висящий напротив, в проходе, — портрет его матери!

Возможно, это было всё, что осталось от его родителей, от добротного семейства его отца — автора книги «Невский проспект».

На уровне наших глаз находились колени мадам, окутанные шикарной юбкой бледно-салатного цвета с черными кружевами. Правее колен шикарная подпись ловкой кистью Bonnat! Модный портретист Парижа 90-х годов. Эта подпись черного цвета на сером фоне дорого стоит!

Я тихо пил чай и рассматривал колени мадам!

Как, Госпожа История! Вы хотите выкинуть с асфальтового тротуара, по которому Вы шествуете, — в мусорную канавку сбоку и «левую руку» Марии Федоровны Петра Клавдиевича Степанова?!

Бориса Попова, единственного помощника Бенуа?!

Домрачева, по рисункам которого шли оперы во всех театрах Петрограда в 20-х годах!

Поэта Бориса Папаригопуло с его стихами и либретто к опере «Джессика» — по мотивам Боккаччо!

Божерянова с его обложкой к «Глиняным голубкам» Кузмина!

Юрочку Юркуна с его романом «Шведские перчатки» и рукописью об американской миллионерше «Нелли»!

Милашевского с его блестящей постановкой оперы Моцарта «Cosi fan tutte», поставленной впервые в России!

Николая Ушина с его рисунками к «Тысяче и одной ночи». За этими «Ночами» издательства «Academia» гонялись все любители книг!

Всё, всё Вы сгребаете своим пыльным подолом и бросаете в яму забвения!

Вы даже не пощадили завтрак у Родена и колени мадам Божер… новой, написанные великим портретистом светских женщин Боннара, с его шикарной подписью!

Нет! Мы еще поборемся с Вами, Серая Госпожа!!!