class="p1">— Нам повезло с погодой, - заметил Огар, - и спутники помогли, но в целом, дирижабли могут и подвести.

— Могут, - не стал спорить Лошадкин. – Дороги и экранопланы? Да по нынешним временам одних дорог хватит, вкупе со связью, конечно. Заметить врага заранее, опередить в переброске и развертывании, а затем все решит воздушная разведка.

— Птерахи не одни такие, похоже, рабнеки пользуются чем-то похожим.

— На свой, средневековый лад, - напомнил Лошадкин.

Огар все равно оставался мрачен, словно весь задор потратил на выступление перед штабом.

— Ты – командующий, - напомнил Лошадкин. – Хочешь, я высажусь в Ымкане и помогу им продержаться?

— А если не поможешь?

— С дирижаблями, птерахами, пехотой и современным оружием? – захохотал Михаил. – Да я могу там всю столицу взять сам, и потом выдержать осаду! Даже если разобьют, всегда успею улететь, а войско всегда может отступить к побережью и уплыть, под прикрытием ламассов!

— Ламассов, - с шуршанием огладил лицо рукой Огар. – А что, если еще подловить рабнеков, а?

— Что предлагаешь?

— Они же поймали посольство? У них есть шпионы и наблюдатели. Пошлем еще гонца Квурсу, пусть ламассов пока спрячет, организует пару провокаций, подманит рабнеков к берегу – помнишь, как на том курултае?

— Помню, - помрачнел Лошадкин.

— Разобьем, пехотой прихлопнем, создадим иллюзию, что основные силы идут с воды, что их много и надо успеть не дать им развернуться! Рабнеки окажутся перед выбором, мы форсируем их действия: либо собраться толпой и идти к Шадару, либо отступить и собраться толпой, да возле того же Ымкана! В любом случае, нам будет легче, так как воздух и разведка – за нами!

— Да, наблюдения сверху они точно не ждут, - признал Лошадкин и уважительно кивнул.

На том и порешили, и войско устремилось дальше.

— Вот кочевья моих родов, повелитель! – захохотал мощно вождь Гурдор, вскидывая мохнатые руки.

— Только не предлагай мне пир на три дня и лучшего барашка с женщинами, - шутливо ответил Лошадкин.

— На обратном пути, повелитель, на обратном! Когда мы будем двигаться победителями, отягощенные добычей, вот тогда будет пир! Женщины! Песни! – орал Гурдор.

Его поддержали одобрительными выкриками. Лошадкин промолчал, улыбнулся слегка, думая о том, что обратно надо бы возвращаться на дирижабле или корабле. Достигнутая цель в области пиара – поход с войском! – уже достигнута, осталось только победить.

— А почему Подводный Суслик? – спросил Лошадкин.

— Потому что береговые суслики научились нырять под воду, повелитель!

Слегка изумленный Лошадкин прослушал повествование о том, как суслики устроили себе норы на берегу и в скалах, закрыв вход водой. Они, дескать, ныряли и под водой пробирались к себе в нору, защищенную таким образом от хищников. Для полноты байки не хватало только схваченных по дороге рыб и войны с ламассами, но об этом Гурдор промолчал – то ли не придумал, то ли рассказывал байку как есть.

Ламассам было бы самое раздолье в Желтом заливе, но они здесь не жили, по каким-то причинам. Всему этому предстояло измениться, расселиться здесь и по побережью до самой Дружбы, в реке Тургай, повсюду. Ламассы почти гарантировали превосходство на море, за исключением сражений с подводными чудищами, птерахи и дирижабли давали господство в воздухе и разведку, обеспечивая армиям на суше победы.

Неуязвимость союза, его сила, дающая возможность мирно плодиться, строиться и развиваться.

— Чистая правда, повелитель! – воскликнул Гурдор, закончив рассказ.

— То есть суслики и сейчас ныряют тут под воду?

— Да, повелитель! Если задержаться…

— Нет, - отрезал Лошадкин, — вот на это точно нет времени.

Они продолжали продвигаться вперед, стремительно и в то же время удвоив осторожность, и со спутника было видно, как корабли Квурса режут воды Желтого залива, одновременно с этим устраивая провокации рабнекам. Пехота из Шадара выходила и пыталась дать бой, но рабнеки на стремительных лошадках ускользали, осыпали градом стрел, в общем, не слишком отличались от мордахов.

Затем Лошадкин увидел воды залива сам и невольно покрутил головой. Похоже, Тургай где-то размывал что-то или в самом заливе хватало непрочных пород. Желтоватая, мутная вода, неудивительно, что ламассы не захотели тут жить. Но все это можно было очистить и отфильтровать со временем или устранить источник, скорее всего глиняные лёссы, как сказала бы Сандра.

Живые экспедиции и замок, сама Земля, все казалось сейчас таким далеким, словно нереальным.

— Да, желтый, иначе и не скажешь, - изрек он вслух. – К реке!

— К реке! – подхватили остальные.

Тургай мощно нес свои воды, была эта река еще шире и полноводнее, чем Ирцея. Но и операция переправы была уже отработана, Квурс прислал достаточно транспортов и барж (ранее несших десант для провокаций на берегу), и центральная часть войска хлынула на другой берег сразу по трем временным мостам.

Могучее, страшное зрелище, о котором обязательно узнали бы рабнеки, не вылови птерахи их разведчиков. Одного такого подстерегли прямо возле переправы, отлично затаился и нашли его даже не птерахи, а сам Михаил, которому подсказала манопа. Взмах руки, мордахи ринулись вперед и рабнек попробовал уплыть под водой, но оказался схвачен ламассами.

Его вытащили на берег, связали, поставили перед Михаилом. Вода стекала с шерсти, придавая рабнеку жалкий и подавленный вид. Но глаза его сверкали, видно было, что он готов умереть, но не выдать ничего.

— Нам от тебя ничего и не нужно, - задумчиво заметил Михаил.

Манопа сканировала рабнека, подсказывая, что происходили те, скорее всего, от лисиц или какой-то ветви волков, отклонившихся от прародителей. Как и рассчитывал Михаил, рабнек – лазутчик понимал тургайский, и теперь глаза его широко расширились от удивления, а уши прижались к голове.

— И так понятно, что ты тут следил, готов жизнь отдать за своих, а подлые тургайцы заслуживают лишь смерти, так как мир между вами не наступит никогда. Только резня до последнего живого, как завещали предки и небеса, в своей мудрости, - заявил Михаил.

Он слез с каданаха, но не стал требовать себе ковров, подушек и шатров. В общем-то, даже слезать не требовалось, но так манопе было легче сканировать. Вокруг раздались смешки, кто-то смущенно отводил взгляды, ведь то