Люди отхлынули. Он потащил Тура в жидкую тень ларька.

Неужели и этот, едва ли не единственный из оставшихся друзей, тоже попадет в реанимацию? И хорошо, если туда!

— Жив?

Серов стянул с себя пиджак, свернул и, совсем как вчера вечером подкладывал под голову Гордеича, подложил его под затылок Володьки.

«Так вот скоро кто-нибудь и мне подложит, — мелькнула горькая мысль. — Бог, говорят, любит троицу?»

— Нога и плечо, — простонал Тур.

Сергей с трудом стянул с его левого плеча пиджак, расстегнул ремни кобуры и безжалостно рванул набухшую кровью рубашку. Слава Богу, рана оказалась пустяковой — пуля лишь царапнула мышцу, пройдя по касательной.

Приложив к ране чистый платок — других перевязочных средств не было, а лезть к аптечке в машине Серов не решился, — он потрогал ногу приятеля. Тот взвыл, хотя крови нигде не было видно.

Услышав сердитые окрики, Сергей поднял голову. Продравшись сквозь толпу любопытных, к нему подошли два муниципала с автоматами. Хоть он и недолюбливал их, но сейчас и это благо, поскольку рация осталась в разбитой машине.

— Что тут у вас? — черный раструб на конце ствола автомата уставился прямо в лоб Серова.

«И не надо никаких “газелей”, — подумал он. — Нажми этот остолоп на курок за приличную пачку зеленых, и нет ни меня, ни Володьки…»

— Убери, — одной рукой Сергей отодвинул в сторону ствол автомата, а другой показал удостоверение. — Надо срочно «скорую»!

— Теперь точно будет служебное расследование, — запекшимися губами прошептал Володька.

Естественно, ни о какой поездке в «Каштан» больше не могло быть и речи…

Вскоре прикатила «скорая» и забрала Тура, потом появились машины местного отдела, приехал следователь прокуратуры, огородили место происшествия, и последними появились ответственный дежурный по Управлению и донельзя разозленный Мякишев, который всеми силами пытался сохранить вид невозмутимого отца-командира, заранее предвидевшего любые передряги.

— Ну, стало жарко? — промокнув платком потный лоб, прошипел он.

— Да, наверное, градусов тридцать с лишним, — отозвался Серов.

— Не прикидывайся! — взгляд Трофимыча остекленел от ярости. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Лезешь вечно не зная броду! Самый умный, блин!

— Дело есть дело, — пожал плечами Сергей, хотя ему хотелось сказать: если он не самый умный, то уж, во всяком случае, хотя бы порядочный. Да нужны ли беспредметные пререкания?

— Дело, — передразнил начальник, брезгливо разглядывая изуродованную машину с выбитыми стеклами и пулевыми пробоинами на кузове. По счастливой случайности «жигуленок» все же не взорвался.

— Дело у него, — с ядовитым сарказмом повторил Мякишев. — Самвел где? Вот это дело! А ты устроил гонки за какими-то призраками, а я с тобой вечно попадаю на этом деле в дерьмо! И мне это надоело! Понял? Теперь еще новую машину надо пробивать!

«Гонки за призраками? Точно подметил», — закуривая, подумал Сергей.

— Все! — Трофимыч рубанул ладонью воздух. — Хватит, блин! От дела Рыжова и Трапезниковой я тебя отстраняю и назначаю служебное расследование.

— На каком основании?

— Основания найдутся! — отрезал Мякишев и вытащил из кармана мятую пачку сигарет. — Остынь маленько, иногда это весьма полезно.

— А как насчет подполковника за Самвела?

— Я слов на ветер не бросаю!

Трофимыч прикурил и демонстративно повернулся к Сергею спиной, давая понять: разговор закончен, и возвращаться к нему он не намерен.

Вечером, вернувшись домой, Сергей сразу понял — папа ждет его в гостиной. В их старой квартире была большая комната с камином, правда ранее заложенным кирпичом, но отец с сыном постарались и реставрировали реликвию, вернув ей первоначальный блеск и привлекательность, а в нишу умело встроили современный электрический камин. Получилось здорово, и камин всегда вызывал неподдельное восхищение гостей.

В гостиную выходили двери всех остальных комнат, и миновать ее, а следовательно, избежать разговора с отцом не представлялось возможным. Из-за неплотно прикрытой двери доносилось легкое покашливание и тянуло ароматным трубочным табаком.

Сергей вздохнул — ну что же, чему быть, того не миновать! — скинул пиджак, повесил его на плечики в шкаф, снял туфли, надел шлепанцы и вошел в гостиную.

Иван Сергеевич сидел в большом вольтеровском кресле и, сердито ворча, чистил трубку.

— Добрый вечер, папа! — Сергей подошел и легко прикоснулся губами к гладко выбритой щеке старика.

— Добрый, — пробурчал отец в ответ. — Ты голоден? Клава оставила все на кухне.

— Еще не проголодался, — сын сел в кресло напротив, прекрасно понимая: разговор предстоит долгий.

Иван Сергеевич неторопливо набил трубку, раскурил ее и как бы между прочим бросил:

— Я знаю, что произошло вчера вечером и сегодня днем. Пиджаки, наверное, придется отдать в чистку?

— Наверное, — согласился Сергей и тоже закурил.

— Тебя отстранили?

— Только от ведения одного конкретного дела, да и то пока не проведут служебное расследование.

Сергей расстегнул ремни и положил на стол кобуру с пистолетом. Отец, всегда такой подтянутый, элегантный, которому никто не давал его семидесяти, сейчас сидел сгорбившись, как столетний замшелый дед.

— Мне становится страшно, сынок, — помолчав, признался он. — Помнится, ты говорил про треклятую «крысиную тропу»? Не из-за нее ли все? И стоит ли так рисковать головой? Кстати, что с Володей?

— Чиркнуло пулей по плечу, так, вскользь, ерунда. И в двух местах перелом голени. Он уже дома. Номера «Волги», которая следила за нами, оказались фальшивыми. А номеров «газели» мы вообще не заметили. Не до того было.

— Видишь, как все складывается, — грустно улыбнулся Иван Сергеевич. — Вчера твой приятель Гусев получил пулю, сегодня она чиркнула по Туру, а завтра?..

— Сам об этом думал. Охота идет за мной.

Отец взял с каминной полки книгу, надел очки, полистал и вслух прочел:

— «Между тем, как живут люди и как должны они жить, — расстояние необъятное. Кто для изучения того, что должно бы быть, пренебрегает изучением того, что есть в действительности, тем самым, вместо сохранения себя, приведет себя к погибели, человек, желающий в наши дни быть во всех отношениях честным и чистым, неизбежно должен погибнуть в среде громадного бесчестного большинства… Люди, говоря вообще, неблагодарны, непостоянны, лживы, боязливы и алчны…» Подумай, сынок. Все как о нашем времени, хотя сказано в шестнадцатом веке!

— Видимо, поэтому и не издавали Макиавелли, — усмехнулся Сергей.