Лариса перезвонила ему поздно вечером, когда уже закончился семейный ужин и попили чаю с тортом. Отец и тетя Клава сидели у телевизора, а Сергей, услышав призывный трезвон телефона, вышел в другую комнату.

— Я слушаю.

— Привет! — голос Лариски звенел от напряжения, словно струна. — Ты искал меня? Вспомнил-таки!..

— Да, я звонил, — быстро прервал ее Серов, не желая выслушивать потоки упреков и принимать на себя скопившуюся у нее злость. — Есть дело, хотел кое-что сказать.

— Оставил бы на автоответчике, если уж сам не приехал, — сердито фыркнула она. — Глаз не кажешь которую неделю! Или надоела? Другую нашел, сознавайся?!

«Как сердцем чует, — подумал Сергей. — Видно, ни одну из женщин не обмануть, если только они чем-то не заняты. Например, детьми».

— Не мог оставить, — спокойно ответил он. — Это не телефонный разговор, но совсем не о том, на что ты намекаешь.

Она немного помолчала, раздумывая над услышанным, а потом осторожно поинтересовалась:

— Есть новости?

— Да.

— Тогда я сейчас приеду. Выходи, у меня нет никакого желания подниматься к тебе.

— Поздно уже, — попытался отказаться Серов.

— Ничего, — решительно отрезала она. — Ты не робкого десятка, а я подскочу на машине. Через сорок минут!

С тяжелым сердцем он положил трубку и пошел переодеваться. По привычке надел кобуру с пистолетом, а сверху накинул ветровку.

— Куда это ты? — покосился на сына Иван Сергеевич, когда Сергей попытался незаметно прошмыгнуть через гостиную. — Надолго?

— Приятель позвонил, выскочу на несколько минут.

Во дворе, прикурив, он стал ждать, мысленно подбирая слова, которые ее меньше ранят.

Она подъехала через полчаса. Лихо притормозила рядом с Сергеем и призывно распахнула дверцу. Как обреченный, он нырнул в пропахший духами и табаком мрак салона.

И невольно вздрогнул, услышав из колонок магнитолы голос парижского цыгана Володи Полякова:

А теперь, как это странно, так нежданно,

Мне сказать тебе лишь хочется: уйди!..

Лариска выключила магнитолу и нетерпеливо обернулась к Сергею:

— Ну? Говори же, говори! Что?!

Он с трудом разомкнул губы:

— У меня плохие новости.

— Да? — она задохнулась и прижала руку к груди, словно желая прикрыть ладошкой низкий вырез тонкого свитера, надетого прямо на голое тело, так, чтобы явно вырисовывались соски. — Отец?..

— Его больше нет. Пришла официальная бумага из Росбюро Интерпола.

— О Боже!

Лариска откинула голову на спинку сиденья, и по ее щеке медленно покатилась слезинка. Сергей хотел обнять ее, положить руку на круглое колено, как-то успокоить, приласкать, сказать ей о своих сомнениях, но вдруг понял — ничего этого делать не следует!

Она неожиданно выпрямилась, тыльной стороной ладони вытерла щеку, достала сигарету и прикурила. Совершенно ровным, деловым голосом Лариса спросила:

— А деньги? Меня не интересуют подробности, где и как он… Где деньги, ты узнал? Я не собираюсь оставаться нищей! Верни их мне, слышишь, Сережа?! Тогда у тебя будет все!

Серов слегка отодвинулся, словно от нее вдруг пахнуло холодом, как от Снежной Королевы, и Лариса уловила это движение.

— Верни! — она с силой притянула его к себе, схватив рукав ветровки. — Ты же спал со мной, подлец! А теперь решил улизнуть? Верни деньги отца!

— Где я их возьму? — гаркнул он ей в лицо. — Он украл их и вывез за границу!

— Возьми где хочешь! Пришла пора платить долги!

— Какие долги? Даже если мне удастся найти деньги, я должен вернуть их государству.

— Ха! Серов, ты что, идиот? — она приложила его плечом об дверь, выбросила недокуренную сигарету и начала с остервенением молотить кулачками куда попало. — Верни мне деньги! Верни!

— Ты сошла с ума! — Сергей закрылся руками от ее ударов и локтем нажал на ручку дверцы.

Неужели она помешалась? Или это очередная истерика, нервная реакция на сообщение о гибели отца? Все равно, разговора не получится.

Серов вырвался и выскочил из «жигулей». Даже не захлопнув дверцу, он медленно пошел к дому, ссутулившись и втянув голову в плечи, словно под осенним моросящим дождем — предвестником зимы.

Сзади раздался долгий автомобильный гудок, и Лариска закричала:

— Сергей, вернись! Сергей!

И вновь над притихшей, темной и сонной улицей понеслись долгие, тоскливые звуки клаксона, похожие на рыдания фантастического животного.

Но он даже не оглянулся. Ему было мерзко и холодно. А в душе образовалась вдруг бездонная черная пустота…