тянется, как старая кляча. Ты не представляешь, какой бальзам для моей истрепанной нервной системы да и вообще для души эти встречи. Знать, что о тебе беспокоятся, что ты кому-то нужен… Без тебя мне было бы очень трудно. Многим я тебе обязан, а самое главное — верой в человека. Если бы и ты заставила меня разочароваться в человеческой порядочности, то не знаю — вынес ли бы я всю эту тяжесть, навалившуюся на меня».

Вот так и чередовались их письма и свидания.

Картину этих свиданий нарисовала дочь Василия Надежда: «Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах он шел, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а в другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он требовал суда. Но все бесполезно».

Подозреваю, что насчет избиений прикладом — поэтическое преувеличение. Не такой был человек Василий Иосифович, чтобы безропотно сносить побои. Да и в письмах Хрущеву наверняка не преминул бы пожаловаться на то, что его бьют. Охранники прекрасно знали, кем был заключенный Васильев. И вряд ли бы посмели его пальцем тронуть. Начальство бы за такое по головке не погладило. Тем более что Василий был далеко не единственным высокопоставленным узником. Здесь же тянули срок, например, организаторы убийства Троцкого генералы госбезопасности Судоплатов и Эйтингон. Охрана знала, что таких важных птиц надо беречь как зеницу ока, а не рукоприкладством заниматься.

Бывший надзиратель Владимирской тюрьмы А. С. Малинин свидетельствует:

«Его (Василия Сталина. — Б. С.) привезли ночью, я тогда был на дежурстве. Одет он был в летную кожаную куртку, худощавый такой, с усиками. Мы уже знали, что он будет числиться по тюремному делу как «Васильев Василий Павлович». Это было согласовано с Москвой… Через месяц его перевели в третий корпус на третий этаж, в угловую камеру. Там он и отбыл весь срок — до осени 1959 года, когда его опять увезли в Лефортово. Официально от всех скрывали, что это сын Сталина, но почти все мы это знали и звали его просто Василий. Раза два он болел, нога у него сохла, с палочкой ходил, лежал в нашем лазарете. В тюрьме работать нельзя (только сидеть!), но для него, по его просьбе, сделали исключение и разрешили работать в нашей слесарной мастерской, так он инструменты из Москвы выписывал — чемоданами (значит, и в заключении сын Сталина продолжал пользоваться некоторыми привилегиями. — Б. С.)… Ничего плохого про него сказать не могу. Вел себя спокойно, корректно (это свидетельство явно контрастирует с утверждениями Светланы Аллилуевой, будто брат пребывал чуть ли не в истерике. — Б. С.), и мы относились к нему так же. Помню, вызывает меня начальник тюрьмы: «У твоей жены сегодня день рождения, возьми и передай поздравления». Дают мне корзину, а в ней 35 алых роз. Я сначала не понял, с чего это такая забота о моей жене. А потом выяснилось: 21 марта Василию исполнилось в тюрьме 35 лет, ему передали корзину цветов, а он в камеру их нести отказался. «Завянут быстро, — говорит, — без света. Отдайте кому-нибудь из женщин». Жена моя до сих пор этот букет забыть не может. Таких цветов ей в жизни никто никогда не дарил…»

Может, не только из-за боязни, что в темнице розы завянут, не захотел Василий нести в камеру роскошный букет, который наверняка прислала Капитолина. Думаю, ему было очень тяжело видеть рядом с собой в тюрьме то, что напоминало о прежней вольной жизни, когда он сам щедро дарил розы любимым женщинам и просто знакомым. Вот и решил сделать царский подарок жене надзирателя.

В письме, датированном 23 апреля 1956 года, Василий просил достать ему необходимые для работы инструменты и со знанием дела составил их подробный список:

«1. Отвертки. Но надо подобрать несколько штук разных размеров. Очень больших не нужно. В основном средние — пару штук и малых — пару штук. Всего 6–8 штук.

2. Пассатижи. 3 штуки — средние, малые и совсем малые. Достать это можно в магазине или через Ивана Константиновича. Но прошу тебя, скорей и хорошего качества. Нужно это для работы.

3. Было бы очень хорошо достать универсальный чемоданчик связиста (Володя (возможно, В. С. Аллилуев. — Б. С.) мог бы в этом помочь). В чемоданчике должно быть все: паяльник, пассатижи, отвертки, измерительный электроприбор, контрольная трубка (телефонная). Паяльник должен быть не один, а разных размеров. Также отвертки и пассатижи. Этот чемоданчик нужен очень. Чуть не забыл. Там, в чемоданчике, должны быть молоточки, напильники, ножницы (по металлу), дрель. В общем, полный набор…

Покажи эту заметку Светлане. Скажи, что мне это очень нужно. Объясни, что ты видела на моих руках из-за отсутствия инструментов (руки Василия были все в мозолях и ссадинах. — Б. С.). Не задерживай и постарайся привезти при первой же возможности все, что прошу. Если у нее не хватит денег, то надо что-либо продать, но достать. Все это завернуть вместе с продуктами и не выпячивать — я, мол, привезла — поскромнее. А то желающих получить такой инструмент очень много, и если узнают, то со своим характером я его весь отдам Павлу Полуэктовичу, а сам останусь на бобах».

По доброте душевной Василий действительно всегда мог уступить дефицитный инструмент товарищам по несчастью, не умел отказывать, когда очень сильно просили.

Сначала Капитолина и Светлана навещали Василия чуть ли не каждую неделю. Когда наступал более длительный перерыв в свиданиях, он начинал волноваться. Василий писал Капитолине 8 апреля 1956 года:

«Милая ты моя! Соскучился я здорово. Ждал и готовился к 9-му апреля, но!.. Ничего, это дело поправимое.

Родинка! Надо все же твердо договориться о свиданиях. Я понимаю, что не все от тебя зависит, но в основном, конечно, от тебя. Продумай такой вариант: может быть, тебе приезжать в субботу после работы? Ничего, что это будет поздно (хоть в 11–12 часов ночи) — в воскресенье можно отдохнуть. В общем, взвесь все варианты, и, когда приедешь, решим сообща, как лучше».

А в мае 56-го начальник Владимирской тюрьмы направил в Москву специальное донесение о том, как ведет себя «заключенный Васильев»: «В обращении с администрацией Васильев ведет себя вежливо, много читает… К нему