Хавьер сдавленно помянул санктумарию. Изабель проследила, куда тот смотрел. И замерла, тихо хватая ртом воздух.

Таких глаз не бывает у статуй. Каким бы мастером ни оказался скульптор. Такое не сделать.

Подросток. Полукровка, если судить по линиям тонкого лица. Индейцы некрасивы, романтичные бредни врут. Если краснокожая хороша собой, она метис. Как и этот почти бой, замерший у самого входа в пещерный храм. В одних коротких джинсах и босиком. С тату ворона на груди. Серовато-голубой, блестящий отсветами факелов. И кажущийся живым, боящимся и… ненастоящим.

Голову с телом соединяли аккуратные и почти незаметные во мгле стежки. Изабель вздрогнула, рассмотрев их.

– Но зачем?

Марк пожал плечами.

– Лишь бы самим не узнать ответа. Надо идти дальше. Это место Козлоногий отдал огочи и ведьмам. Для чего им это…

– И шаманам.

Голос пришел со всех сторон. Накрыл тихим шипением, смешиваясь с другими такими же, настоящими, змеиными. Старый, но сильный, гортанный. Голос не белого. Белые говорят по-другому.

– Еще один крестоносец. Последний или остались еще?

Голос вибрировал, подымаясь под блестящие сталактиты вверху. Дрожал модуляциями, порой рычавшими камнями в пустынной буре.

Марк усмехнулся. Покачал головой, рыская глазами вокруг. Взгляд натыкался на блестящие руки, плечи, животы, груди. Терялся в них, не отыскав нужного.

– Бойся, святоша. Тебе и твоим псам держать ответ здесь и у меня. Я Вухехиви, Высокая Звезда, дождавшийся своего часа.

– Ты старый дурак. – Марк усмехнулся еще раз. – Выйди. Или ты горазд только трепаться? Ты старый глупый фокусник, обводивший вокруг пальца своих братьев и сестер, посылая тех на верную смерть. И больше никто. Даже сейчас ты прячешься, трусишь, пытаешься запугать. Кого? Меня? Эту женщину? Этого мужчину? Ты глуп, старик. Как и все твои братья, думающие, что нашли силу, способную сломить людей с белой кожей.

Голос Высокой Звезды не дрогнул, засмеявшись в ответ.

– Я старый дурак? Думай так, может, тебе это поможет. Останешься веселым, умирая. Твоим братьям, пришедшим недавно, не смеялось. Они кричали, но только от боли и ужаса.

– Ты можешь говорить о чем-то другом? Или для тебя важно только количество чужой боли? Тогда почему ты удивлен отношением к таким, как ты, от людей фортов? – Марк не опускал «кольт», шаря стволом по сторонам. Изабель и Хавьер слушали звон и шипение храма, боясь пропустить начало последнего, возможно, веселья. – Вы как койоты. Набегаете, режете, на бегу жрете отраву, попадаете в капканы, оставляя в них лапы, спасаетесь от псов. И только говорите и говорите про свои потери. Земли, небо, воду.

– Вы умрете, – устало произнес старый голос. – За землю, небо и воду.

Марк замер, вслушиваясь и втягивая воздух. Раздувал ноздри, ловил что-то, как гончая-маккензи. Изабель успела понять необходимое раньше, чем командор сказал нужное:

– Маски!

Шипение превратилось в свист. Тонкий и едва уловимый свист, наполняющий храм. Так же, как из незаметных щелей в стенах, смешиваясь с зеленью отсветов и растворяясь в них, пещеру наполнял газ. Разносимый сквозняком, полупрозрачный, маслянисто оседающий на кожу, блестящий на коже плащей, курток и ремней.

Марк, шумно дыша даже через маску, бросился вперед. Прямо на тонкую девчонку-мулатку, сверкающую льдистой пленкой, покрывающей ее давно умершее тело. Хрустнуло, звонко разлетаясь на сотни обломков. Блеснуло темной блестящей кожей, резануло белизной срезов, брызнуло россыпью алого и замерзшего, рассыпающегося гранатовой крошкой.

Изабель вскрикнула, увидев это. Но не остановилась, бежала, чувствуя, как шипит все сильнее, как мутнеет в глазах. Расслабься на миг, не используй полную глухую защиту, ведь здесь нет адского семени… Вот и результат.

Зелень плескалась повсюду, закручиваясь воронками торнадо. От ровного гладкого пола и до нависающих острых копий исчезающего вверху потолка. Переливалась искрами на людях-статуях, ложилась плавными линиями северного сияния на стены, вихрилась туманом под ногами, непроглядная и затягивающая.

Маска не порождает безмолвия вокруг тебя. Маска приглушает звуки, делает сильнее твое собственное дыхание. Маска заставляет смотреть на мир через панораму стекол, сужая сам мир границами окуляров.

Пот начинает течь по лицу почти сразу после ее прикосновения к коже. Липкая духота маски привычна и знакома, но кто захочет… хотя бы просто идти в ней? А если приходится воевать, маску ненавидишь всей душой. И так же сильно любишь. Она спасает и защищает.

Только ее выделанная буйволиная толстая шкура, подсоединение, шланг и бачок с дыхательной смесью. Лишь такое простое и гениальное устройство стоит между тобой-человеком и тобой-демоном. Или тобой-мертвецом.

Останься без маски, вдохни полной грудью плотное облако адского семени, сгорающего на плаще, куртке, шляпе, плотных брюках и сапогах. Просто останься без нее и попробуй подышать. Выстрел в затылок – милосердие. Чаще всего сталь, свинец и расплавленное серебро прилетают в лицо. В твое бывшее лицо, ставшее жуткой маской смерти и безумия.

Зелень, шипевшая даже через маску, проникла через кожу. Взялась засохшей бизоньей слюной, обжигая кожу. Тело слушалось плохо. Совсем плохо.

Тряслись всеми мускулами и сухожилиями ноги, заставляли оступаться и оскальзываться на гладких плитах. Подрагивали руки, стараясь выпустить оружие, лишить шанса выжить. Зрение подводило сильнее всего. Изабель, уже просто бредущая вслед командору, стучала зубами, косясь по сторонам, и радовалась высоким сапогам со шнуровкой, закрывающим ноги до самых колен. Иначе…

Змеи оказались повсюду. Собравшиеся в единое злобное кубло, атакующее людей, вторгнувшихся в их дом. Шипящие, грохочушие трещотками, шелестящие трущимися чешуйками. Пахнущие зло, остро и страшно. Появившиеся в мгновение ока и не собирающиеся пропадать. Повсюду. Повсюду чуть блестели жала и глазки, чешуйки, перекатывались черные, белые и серые узоры.

Позади орал Хавьер, боящийся и ненавидящий гадов даже больше ведьм и сатанинских детей. Впереди, пошатывающийся, но все такой же неудержимый, пер локомотивом командор. Изабель, еле двигаясь посредине, начала стрелять. Сразу после вцепившихся в голенище и чуть не прокусивших его зубов длинной матово-серой сволочи с руку толщиной.

Пули рассекли змею, разбросали, обдав соседок темным. Изабель выстрелила в следующую, оказавшуюся на плече диггера с половиной лица и перерезанным горлом. Попала прямо в раскрывшуюся и уже почти бросившуюся вперед пасть. По ноге скользнули сжимающиеся мускулистые кольца.

По ее спине зелеными, красными и желтыми красками стлался юкатанский змей. Тату шла снизу, поднимаясь к плечам, одна голова, проходя по ребрам, обхватывала языком ее грудь. Старая мексиканка, всю процедуру бормочущая явно не на эль-мехико, навахо или кри, говорила многое. Заклинала змея на защиту от его сестер и братьев. Обещала Изабель смерть не от яда, огнем растекшегося по венам и артериям. Изабель смеялась и не верила. Носила змея пять лет и потихоньку, где-то в глубине себя, решила, что это все же правда.