Затем Ляпунов дал Пожарскому прочитать грамоту, полученную им из Москвы:

Пожарский, дочитав грамоты, молча протянул их Ляпунову.

— Так что посоветовать, князь?

— Сажай немедля всех, сколько есть грамотных людей, чтоб сделать как можно больше списков. Надо собирать ополчение со всех городов.

— И я так думаю! — радостно произнес Ляпунов.

— А тебе быть во главе! — столь же решительно сказал Пожарский.

— Достоин ли? — заскромничал рязанский богатырь.

— Тебя по всем землям знают, за тобой пойдут! — твердо ответил князь. — Где думаешь сбор объявить?

— Под Шацком, — уже как о решенном сказал Ляпунов.

— Удобное место для сбора, — согласился Дмитрий. — Но это для южных городов — Тулы, Калуги, Коломны, Каширы. А из северных сюда долго будут добираться. Советую, чтобы они в Ярославле собрались. Вместе с двух сторон и ударите!

Выражение «ударите» неприятно резануло ухо рязанца.

— А ты разве не со мной, князюшка? — спросил приторно-ласково.

— Нет, — отрубил Дмитрий.

Лицо Ляпунова исказила гневливая усмешка:

— Что, про присягу выблядку польскому забыть не можешь?

Лицо Пожарского осталось невозмутимым. Глянув прямо в черные глаза Прокопия, отчеканил:

— Не дело в такой час плохое о союзнике мыслить. Своих ополченцев из Зарайска я сам под Шацк приведу, а как войско сладится, вперед вас буду в Москве!

— В Москве? — удивился Ляпунов, еще не понимая замысла князя.

— Да, в Москве. У меня же поместье на Лубянке и своих посадских хватает. Кто же мне запретит?

А как же воеводство?

— Воеводой меня Шуйский назначал, так что я от слова, данного ему, свободен. Нашу семью москвичи многие знают, думаю, поверят мне. Вооружу посадских, и как только вы подойдете, ударим изнутри. Запомни, Прокопий, — без воли москвичей тебе Москвы никогда не взять.

— Ловко удумал, — не скрыл восхищения Ляпунов. — Ай да князюшка!

…Пожарский уже был на подходе к Зарайску, когда к его отряду подскакал какой-то отрок на взмыленной лошади.

— Беда, князь, беда! Черкасы острог обманом взяли! У ворот ихний вожак сказал, что это ты их прислал. А как в острог вошли, всю стражу и повязали.

— Город грабили?

— Нет, пока в остроге сидят, жрут да пьют из твоего погреба.

— Ну, воры, — скрипнул зубами князь. — Я-то, дурак, подумал, что они и взаправду к Михайлову убегли. Ну, ужо я вас накормлю досыта!

Отряду же скомандовал:

— Отдыхайте пока, ребята. К городу подойдем затемно, чтобы враг не видал.

…По заснеженному руслу реки Осетр они пешими тихо подошли к стене крепости, возвышающейся на обрыве. Лошадей оставили в ближней роще под присмотром подростка, Князь внимательно осматривал высокий берег. Наконец указал на куст ракитника:

— Отбросьте снег!

За пластом снега обнаружился большой камень.

— Отодвиньте, только без шума.

Один за другим дружинники ползли на четвереньках по потайному лазу, пока не очутились на дне башни под названием «Наугольная, что у тайника». Пожарский, убедившись, что башня пуста, приказал одному из дружинников подняться наверх, на стену. Через несколько томительных минут тот тихо спустился вниз.

— Где они?

— Мальчишка правду сказал: бражничают. Часть в твоем тереме, а часть — прямо во дворе, под навесом.

— Пьяны?

— Зело!

— А стража?

— У ворот — с десяток. А на стенах никого не видать. Не ждут так скоро.

— Снова лезь наверх, положи пороху, да побольше. Когда я ухну филином, подожжешь. Посадские ждут сигнала, подбегут к воротам. Ну, с Богом.

Часть дружинников князь направил к воротам, чтобы снять охрану и открыть запоры. С большей частью окружил терем. Удар был внезапен и яростен. Черкасы бегали по двору как испуганные крысы. Их лошади, выпущенные из коновязи, тоже носились как бешеные. Многие падали под точными ударами сабель. Пожарский приказал не стрелять, чтобы в сутолоке не поранить своих. Немногим удалось вскочить на лошадей, но у распахнутых ворот, выстроившись коридором, их встречали с рогатинами и топорами горожане.

…Все это вспомнилось князю сейчас, при чтении летописи.

Завершала страницу совсем свежая запись: «…за ево Богу молити и родителей ево поминати и в Сенаник написати, а Бог сошлет по ево душу, и ево тем же поминати, довлеже и град Св. Николы стоит». Далее следовал Помянник, исчислявший предков Дмитрия Михайловича Пожарского.

Обычно суровый князь на этот раз не сдержал слез умиления. Склонив голову, подошел под благословение священника:

— Спасибо за память, отче.

— Бог тебя благословляет, князь.

Пожарский вышел на соборную площадь. Здесь уже собрались все горожане: и стар и млад. Отдельным строем стояли с оружием в руках ополченцы.

Пожарский поднял могучую руку в знак, что будет говорить.

— Люди зарасские! Вы помните нашу клятву здесь, на соборной площади? — зычно произнес князь. — Прямить Шуйскому. А если Шуйского не будет, другому законному государю. Мы по совету с Москвой крест целовали польскому королевичу, коли он примет православную веру. Но отец его, король Польский и Литовский, Жигимонт, отказался от своего обещания!

Толпа возмущенно заревела. Пожарский вновь поднял руку.

— Со мной рядом стоит протопоп Дмитрий. Он прочитает новую крестоцеловальную запись. Кто согласен, подходи и ставь крест!

Дмитрий начал читать: