– Ничего страшного. Тогда буду ждать твоего звонка, – сказала Элин, и Страйк уловил в ее голосе холодные нотки.

Зачем все это? – спрашивал он себя, спускаясь в метро с рюкзаком на плече и подразумевая не тех, за кем охотился, а исключительно Элин. Связь, которая начиналась как приятное развлечение, переросла в почетную обязанность. Предсказуемые свидания – те же рестораны, те же ночи – уже приелись, а когда она предложила нечто новое, никакого восторга это не вызвало. Страйк мог навскидку перечислить с десяток занятий, которые были бы куда предпочтительнее фуршета с командой «Радио-3», но приоритетную позицию занимал сон.

Вскоре – если и дальше так пойдет – она захочет познакомить его с дочкой. Всю свою жизнь Страйк успешно избегал статуса «маминого друга». Те мужчины, которые прошли через жизнь Леды (одни – достойные, другие – совсем наоборот, и среди этих вторых, коих было большинство, пальму первенства удерживал Уиттекер), вызывали у него стойкую неприязнь, граничившую с отвращением. Он не имел ни малейшего желания читать в глазах чужого ребенка страх и недоверие, какие читал в глазах своей сестры Люси всякий раз, когда в дверь входил очередной незнакомец. А какое выражение принимало его собственное лицо, он и думать не хотел. По мере сил и возможностей он отгораживался от этой части бытия матери и был благодарен ей за ласку, смех и гордость его достижениями.

Выйдя из метро на станции «Ноттинг-Хилл-Гейт», чтобы двинуться к опостылевшей школе, он услышал сигнал сообщения: писала отлученная жена Папы-Злодея:

Напоминаю: сегодня общевыходной, мальчики в школу не пошли. Они у бабушки с дедом. Туда он не сунется.

Страйк вполголоса чертыхнулся. Действительно, он и думать забыл, что этот день объявили выходным. Но был и положительный момент: теперь он мог вернуться в контору, разобрать скопившиеся бумаги, а потом для разнообразия наведаться в район Кэтфорд-Бродвей при свете дня. Жаль только, что пришлось дать крюк до Ноттинг-Хилл-Гейт.

Через сорок пять минут Страйк уже взбирался по металлической лестнице к себе в агентство и в который раз задавался вопросом: почему он до сих пор не потребовал, чтобы управляющий починил лифт? Впрочем, перед стеклянной дверью у него возник вопрос посерьезнее: почему в приемной горит свет?

Страйк толкнул дверь с такой силой, что Робин, хотя и слышала его тяжелые шаги, резко вздрогнула. Они уставились друг на друга: она – вызывающе, он – обличительно.

– Ты чем тут занимаешься?

– Работаю, – ответила Робин.

– Тебе было сказано работать дома.

– У меня все готово, – заявила она, постукав пальцем по стопке листов с рукописными пометками и телефонными номерами. – Вот все телефоны, которые я нашла в Шордиче.

Страйк проследил за ее жестом, но его внимание привлекло не обилие записей, а кольцо с сапфиром.

Наступило молчание. Робин сама не понимала, почему у нее так заколотилось сердце. С какой стати она должна занимать оборону?.. Выходить ей за Мэтью или нет – это ее личное дело… перед собой и то нелепо оправдываться…

– На исходные позиции? – спросил Страйк, отворачиваясь, чтобы снять рюкзак и куртку.

– Да, – ответила Робин.

Возникла еще одна короткая пауза. Страйк повернулся лицом к Робин:

– У меня нет возможности загрузить тебя работой. Бизнес сократился до одного заказа. С Папой-Злодеем я управлюсь сам.

Она сощурила серо-голубые глаза:

– А как же Брокбэнк, и Лэйнг, и Уиттекер?

– В смысле?

– Ты поставил на них крест?

– Нет, но…

– И хочешь управиться с четырьмя делами в одиночку?

– Это не дела. За них нам никто не…

– Стало быть, это хобби? – спросила Робин. – И ради этого я убила выходные, составляя списки телефонов?

– Послушай… да, хотелось бы их выследить, – Невзирая на усталость и какое-то другое, не столь четкое ощущение (возобновление помолвки… этого следовало ожидать… сам отправил ее домой, под крыло к Мэтью), он тщательно подбирал аргументы. – Но я не намерен…

– Ты ведь не возражал, когда я вызвалась отвезти тебя в Бэрроу, – сказала она, явно продумав собственные доводы, коль скоро босс определенно надумал от нее отделаться. – Ты не возражал, когда я разговорила Холли Брокбэнк и Лоррейн Макнотон, правда? Так что же изменилось?

– Да то, что тебе, нахер, снова прислали отрезанную часть тела – вот что, мать-перемать, изменилось, Робин!

Он не собирался переходить на крик, но его голос эхом отразился от конторских стеллажей.

Робин и бровью не повела. Ей уже доводилось наблюдать Страйка в гневе, слышать его сквернословие, видеть, как он стучит кулаком по тем же металлическим стеллажам. Это ее не трогало.

– Да, – спокойно согласилась она, – и я струхнула. Думаю, многие бы струхнули, увидев внутри открытки отрезанный палец. Тебя самого чуть не вырвало.

– Вот-вот, именно поэтому…

– …ты и пытаешься взвалить на себя четыре дела и отсылаешь меня домой. Я не просила отгула.

В эйфории оттого, что она вновь надела кольцо, Мэтью, по сути, помог ей перед возвращением к работе отрепетировать предстоящий спор. Оглядываясь назад, она видела в этом нечто из ряда вон выходящее: Мэтью играл роль Страйка, а она излагала ему свои доводы, но Мэтью был уже готов на все, лишь бы второго июля повести ее под венец.

– Мне хотелось сразу возобновить…

– Если бы ты сразу возобновила работу, – подхватил Страйк, – это не пошло бы тебе на пользу.

– Кто бы мог подумать, что ты такой опытный специалист по трудотерапии, – с легким сарказмом заметила Робин.

– Послушай… – Даже истерика и слезы (сапфир опять холодно поблескивал у нее на пальце) не вызвали бы у Страйка такого бешенства, как эта трезвая рассудительность. – Я твой работодатель и сам буду решать…

– У меня было впечатление, что мы – партнеры, – не сдержалась Робин.

– Без разницы, – сказал Страйк. – Я один отвечаю за…

– Значит, ты скорее загубишь бизнес, чем допустишь меня к работе? – возмутилась Робин и вспыхнула; Страйк безотчетно порадовался, что она начала злиться. – А ведь я тоже участвовала в его создании! Ты играешь на руку преступнику, когда отодвигаешь меня в сторону, спускаешь на тормозах заказы, которые приносят деньги, и загоняешь себя…

– Почему ты решила, что я себя загоняю?

– Да потому, что выглядишь ты дерьмово, – без обиняков заявила Робин, и Страйк, не ожидавший такой прямоты, засмеялся – впервые за последние дни.

– Либо мы партнеры, – снова начала она, – либо нет. Если я для тебя – фарфоровая кукла, которую достают только по праздникам, чтобы не разбить, то мы… обречены. Бизнес обречен. Тогда мне лучше принять предложение Уордла…