Все это время Анн и Изидор разговаривали. Их объединяли любовные воспоминания, одни и те же восторги, усиленные уверенностью в скорой победе. Они говорили обо всем, а не только о самих себе или о своих переживаниях. Обменивались взглядами на людей, на события, на жизнь в целом; сверяли свои планы, пытаясь восполнить молчание, копившееся меж ними годами…

В среду, 7 сентября, Жанна д'Арк, поняв, что парижское восстание, на которое она надеялась, не произойдет, и, удостоверившись в том, что приготовления к осаде завершены, решила перейти к действиям. Она стянула армию к деревне Ла-Шапель, на полпути между Сен-Дени и Парижем, и созвала военный совет. В нем участвовал и недавно прибывший комендант Орлеана Рауль де Гокур, которого король только что назначил главой своей свиты. У каждого из присутствующих Жанна спросила о его мнении, и ни один не высказался против: все были за штурм.

В тот же день парижане, осознав неизбежность штурма, прошли крестным ходом от церкви Святой Женевьевы, покровительницы Парижа, хранящей его от вторжений, до собора Богоматери. Под звуки религиозных песнопений, кадя ладаном, каноники Сен-Шапель пронесли раку с частицей Истинного Креста Господня, после чего воины взошли на крепостные стены. Жребий был брошен…

В четверг, 8 сентября, в праздник Рождества Богородицы французское войско покинуло Ла-Шапель и двинулось на Париж. Оно остановилось перед воротами Сент-Оноре и заняло позицию на холме, прозванном Свиным рынком.

Оно было поделено на две части: одна, под командованием герцога Алансонского, должна была остаться у подножия Свиного холма, чтобы воспрепятствовать возможной вылазке осажденных; второй, которую возглавила сама Жанна, предстояло идти на приступ. Вместе с армией в обозе из трехсот подвод прибыло внушительное количество всего, что требовалось для штурма: тысячи вязанок хвороста и соломы, шестьсот пятьдесят лестниц, четыре тысячи досок.

Армия располагала также первоклассной артиллерией. Имелись там тяжелые орудия, бомбарды, стреляющие двухсотфунтовыми ядрами, и несколько меньшего размера пищали; были и легкие орудия, например кулеврины, деревянные пушки, окованные железными обручами; а еще немалое новшество для того времени – рикебодены. Так назывались устройства из соединенных вместе, наподобие органных труб, семи небольших пушек, приводившиеся в действие пороховым фитилем.

Со времени осады Орлеана Жанна стала большой поклонницей артиллерии. Многие видели, как она наблюдает за установкой орудий, увлеченно беседует с пушкарями. Особенно она заинтересовалась рикебоденами, которые видела впервые, и попросила объяснить, как они действуют. Наконец, когда все было готово, Жанна спустилась с холма…

***

В полдень, под ярким солнцем, Девственница развернула свое белое знамя. С оглушительным шумом войско устремилось на приступ. Сама Жанна была впереди, во главе штурмовавших, которых прикрывала артиллерия, давшая залп из всех орудий. Парижские пушки немедленно ответили.

У Анна на груди висел щит с гербом Невилей – золотой цикламор на лазурном поле; он настоял, чтобы Изидор сохранил щит, «раскроенный на пасти и песок», доблестно отбитый у английского рыцаря. Они бежали вперед вместе со всеми, без лишней спешки, соблюдая строй.

Никогда еще Анн не испытывал подобного возбуждения. Этот штурм был для него боевым крещением. Конечно, ему уже доводилось бывать в бою, но в таком большом деле он участвовал впервые. И в частности, никогда раньше не слышал артиллерии. Она производила над головой поистине адский грохот.

Под дождем стрел и ядер штурмующие достигли первого, сухого, рва и скатились в него. Рядом с Жанной находились Жиль де Ре, Ла Ир и Ксентрай. Сир де Гокур остался позади. На этот раз ему досталась подчиненная роль: он должен был обеспечивать связь между Жанной и остальным войском.

В ход пошли лестницы, и войско поднялось на двускатный вал. Вот там стало действительно жарко. Настоящий потоп из железа и камней обрушился на штурмующих. Это не помешало Девственнице сохранить полное самообладание. В то время как повсюду вокруг нее падали убитые и раненые, она стала промерять древком своего знамени глубину большого водяного рва в поисках брода. Не найдя, подала знак забросать ров фашинами и навести переправу.

Пока ее приказание исполнялось, Жанна подняла забрало и, стоя на гребне вала, обратилась к парижанам:

– Сдавайтесь, не то мы еще до вечера войдем в город!

В ответ получила поток проклятий.

Около четырех часов пополудни дело резко повернуло в пользу штурмовавших. Их артиллерия оказалась более эффективной. Меткий огонь согнал осажденных со стен. Почти повсюду между зубцов свешивались мертвые тела.

Наконец, поверх груды вязанок соломы и хвороста к крепостной стене были приставлены первые лестницы, что вызвало панику у многих парижан, укрывшихся в церквах или в собственных домах. Они забаррикадировались там, думая, что город вот-вот падет.

Но среди штурмовавших были велики потери. Девственница послала гонца к Раулю де Гокуру, чтобы тот попросил подкрепления у герцога Алансонского. Гокур встретил посланца, уверил, что передаст сообщение, однако ничего не предпринял. Так он отыгрывался за Орлеан. Эта заносчивая пастушка получит достойный урок!

Время шло. На лестницах не хватало людей, осажденным удавалось сдерживать натиск атакующих. Анна и Изидора дважды сбивали с лестниц, и они падали вниз – к счастью, без всякого вреда для себя, на солому.

Видя, что катастрофа, которой они страшились, не происходит, сбежавшие было со стен парижане вновь заняли свои посты. К осажденным вернулся боевой дух…

Приближалась ночь… Было еще светло, но солнце уже покраснело, когда Жанна снова поднялась на гребень двускатного вала и обратилась к парижанам. В ответ услышала обычный хор оскорблений:

– Проклятая ведьма! Шлюха арманьякская!

За Жанной следовал знаменосец с драгоценной хоругвью. Вдруг он вскрикнул и остановился, получив в ногу арбалетную стрелу. Он опустился на колено и поднял забрало, чтобы осмотреть рану, и тут вторая стрела вонзилась ему между глаз.

Жанна бросилась к убитому, но тоже была ранена арбалетной стрелой в бедро. Желая побудить войско к новому натиску, она крикнула:

– Смелее! Город наш!

Но орлеанское чудо не повторилось. Уже настал вечер, и Жанна была ранена. Ее унесли в сухой ров.

Рауль де Гокур узнал о ранении Девы и, пока ее перевязывали, подал сигнал к отступлению. Тем временем Жанна строила новые планы. Она велит навести понтонный мост, чтобы перейти на левый берег. Часть войска отвлечет противника с той стороны, а другая продолжит штурм у ворот Сент-Оноре… Ей надевали набедренник, когда она услышала звуки труб. Французская армия отступала без нее. Париж не будет взят этим вечером. В первый раз Девственница потерпела неудачу…

***

Анн и Изидор, стоя на двускатном валу, тоже услышали сигнал к отступлению. И оба испытали чувство горечи. Особенно Изидор. Он бросил последний взгляд на свой город, отвергнувший его, сохранивший втуне свои сокровища. Стены окрасились восхитительным багрянцем. Заходящее солнце высветило каждую их подробность. Никогда еще Изидор не видел их столь отчетливо.