— Молодчина! — восхищенно воскликнул Чарлз.

— Низкая попытка подкупа! — усмехнулся Гэвин. — Я к ней глух. Сочиняя свои умные романы, деточка, я нахожусь в лучшем положении: заранее знаю, кто убийца. То есть знаю, кто совершит злодеяние. Это огромная разница, демонстрирующая удручающее расхождение между жизнью и вымыслом. К тому же у всех моих подозреваемых есть убедительные мотивы. Вы никогда не встречали таких толп мошенников, каких я могу собрать на тесном пятачке. Например, однажды я написал историю про убийство кинжалом в деревне вроде этой, так там даже у церковного служки было мрачное прошлое. Но жители Торндена для меня слишком респектабельны. Не скажу «скучные», только намекну.

— Себя самого вы тоже назвали бы скучным, сэр? — спросил Хемингуэй.

— Ни скучным, ни респектабельным. Но при попытке примерить на себя роль главного подозреваемого я столкнулся со многими преградами. Сержант даже устроил мне нагоняй. Надеюсь, вы не подавитесь пивом, сержант.

— Ничего другого мне не оставалось, сэр. Простите, но вы попытались заморочить мне голову, — парировал тот.

— Вовсе нет. Я — сыщик-любитель, мне нужен опыт подсудимого. Только не рассказывайте мне про поляка, ухаживающего за пай-девочкой! Даже начинающий сыщик знает, что убийцей никогда не оказывается загадочный иностранец. И потом, это было бы слишком очевидно. Если не я и не миссис Миджхолм, то давайте подозревать сквайра.

— Вы преувеличиваете! — возмутился Чарлз.

— Какие глупости! — воскликнула Абби. — На него можно подумать в самую последнюю очередь.

— Действительно, как на такого подумаешь? — подхватил Гэвин. — В этом вся прелесть: очевидное мне ни к чему. Следующая пинта, старший инспектор?

— Лучше воздержусь, благодарю вас, сэр. Все, что вы говорите, мне чрезвычайно интересно с профессиональной точки зрения. Но если прикинуться любителем, то хочется спросить: зачем вам опыт подсудимого?

Гэвин с одобрением посмотрел на него:

— Восстанавливаете мое пошатнувшееся доверие к полиции, старший инспектор? Или это просто насмешка?

— Что вы, сэр! Не каждый день встретишь человека, пишущего о преступлениях. Мне важно понять, как на вас подействовало реальное преступление.

— Разочаровывающе. Что тут раскапывать, кроме того, кто именно убийца, что малоинтересно? Ни герметически запертых помещений, ни редкого орудия убийства, ни кажущихся несокрушимыми алиби!

— А по-моему, вычислить преступника гораздо интереснее всего остального, — возразила Абби. — Когда со всеми вокруг знаком, это просто завораживает! — наивно добавила она.

— Да, моя милая, но вы — женщина. Вам интереснее люди, а не задачки. Сильно ли вы будете возражать, если убийцей окажется примитивный, незначительный персонаж, о котором вы никогда не слышали?

— И не подумаю! Я была бы только рада. Только, подозреваю, этого не произойдет.

— Я преклоняюсь перед женской интуицией. Сам ею тоже наделен. Разве ваша интуиция не подсказывает вам, что я — человек, способный на убийство?

— Ни в коей мере! — заверила Абби, покраснев.

— Значит, она у вас недоразвитая. Уверяю вас, я на это способен, и еще как!

— Вероятно, так оно и есть, — кивнул Чарлз. — Но не на это убийство. В вашем стиле было бы нечто более утонченное.

— Учтите, Чарлз, я не напрашивался на похвалу! — насмешливо заявил Гэвин.

— Я бы охотно счел вас звездой этой драмы, если бы сумел придумать внятную причину, по которой вам могла понадобиться смерть Сэмпсона Уорренби. Но никак не могу, а раз так, для меня вам придется остаться статистом.

— Неужели неприязнь ко мне не позволяет вам представить меня в звездной роли?

— Нет.

— Тогда вы ненавистник, Чарлз! Или это хитрая попытка заставить старшего инспектора утратить ко мне интерес? Придется уведомить его, что одно убийство у меня на счету уже было. Хотелось, чтобы он сам это раскопал.

— На бумаге. Это не считается.

— На бумаге — много, настоящее — всего одно.

— Послушайте, вы заходите слишком далеко! — воскликнул майор. — Это не тема для шуток!

— Какие шутки! Общеизвестно, что я убил своего сводного брата.

Майор замолчал.

— Вам обязательно представлять себя в драматическом свете? — тихо спросил Чарлз.

— Правда, сэр? — произнес Хемингуэй. — Как вы это сделали, если не секрет?

— Какая чепуха! — пробормотал сержант Карсторн, гневно глядя на Гэвина.

— Я довел брата до самоубийства, старший инспектор, и получил в наследство его собственность. Долги, доставшиеся мне, были совсем малы, чего не скажешь об обязательствах, без которых в наши чудесные времена не обходится никакая земельная собственность. Конечно, если бы я знал, что почти все деньги Уолтера привязаны к земле… Став наследником Уолтера, я превратился в верующего человека, но боюсь, все еще допускаю ошибки. Так вот, знай я это заранее, не стал бы доводить брата до самоубийства.

— Если вам не нравится жить в Торнден-Хаусе, то почему бы не съехать? — поинтересовался Чарлз.

— Найдите мне покупателя!

Майор встал:

— Я, пожалуй, пойду. Вы уж меня извините, Пленмеллер, вы несете чушь!

— Очаровательное словечко! Можно мне его использовать или у вас авторские права?

Майор, не обращая на него внимания, обратился к Хемингуэю:

— Покойный мистер Пленмеллер вернулся с войны инвалидом и, впав в невменяемое состояние, наложил на себя руки.

— Оставив письмо, в котором обвинил меня в том, что довел его до этого я. Или вы забыли?

— Жаль, что вы сами никак этого не забудете! — отрезал майор. — Жить прошлым — непростительная ошибка. Всего доброго, Абби! — Попрощавшись с остальной компанией, он удалился.

— Может, нам тоже пора, Чарлз? — спросила Абби. — Ваша матушка звала меня к восьми, не хочется заставлять ее ждать. — Как большинство девушек ее поколения, она обладала хорошими манерами.

Посмотрев на свои часы, Чарлз поднялся.

— Действительно, нам пора. Старший инспектор, а правда, что Уорренби застрелили из винтовки калибра 0,22? Или об этом следует молчать?

— Спрашивайте сколько вам угодно, сэр! Только не меня, а сержанта Нарсдейла, эксперта-баллистика.

— Я так и сделаю! — пообещал Чарлз. — Но если это правда, вам не позавидуешь. Таким оружием здесь владеет чуть ли не каждый, в том числе я сам. Это было первое ружье, подаренное мне отцом. Я стрелял из него по кроликам.

— Вы до сих пор им пользуетесь, сэр?

— В последнее время перестал: ложа коротковата. Когда я был мал, отец специально переделал его для меня. Теперь даже не знаю, где оно лежит.