В то же мгновение я почувствовал, как мое тело стало свежим и хорошо пахнущим. Оглядев себя и осознав, что стал очень чистым, я с огромным удивлением посмотрел на своего нового трактирщика.

– Это что сейчас было, Изя? – спросил я. Идриш как факир выпускал из веника то огонь, то чистоту. – Что у тебя за веник, Изъякиль, посох архимага?

– Я просто применил заклинания бедняков, босс, – как-то неуверенно назвал он меня новым для него титулом.

– А что, есть такие? – быстро одеваясь, спросил я. – Первый раз слышу! – Прогнав в памяти несколько учебников по бытовой магии, я не нашел аналогов. Сколько открытий чудных еще ожидало меня в этом мире.

– Это заклинания идришей, мы стали прислугой в домах, и нас нагружали тяжелыми работами, часто, чтобы поиздеваться и потом выгнать, пришлось вертеться, – застенчиво закончил он.

– Научишь? – застегивая кожаный колет, спросил я.

– Да запросто, – ответил он. – Смотрите.

– Подожди, Изя. – Я остановил его, подобрал веник. – Давай! – разрешил я и крепче перехватил хозбытовой предмет.

– А веник вы зачем взяли? – удивленно смотрел на меня идриш.

За его спиной силился сдержать смех Чарый.

– А что, можно без него? – Я зыркнул на Ужа и прищурился, улыбка с лица разведчика слетела, как пыль, сдуваемая с комода, и унеслась за дверь. Зато я остался доволен.

– Конечно, просто мне так удобнее. – И идриш сплел заклинание.

Шиза его скопировала и довольно заурчала.

– Я только одного не пойму: ты зачем веник брал и тряс им? – Перебирая прутья, я силился найти спрятанный среди них многопрофильный амулет, но веник был как веник, ничего особенного.

– Так я же объяснил, мне с ним привычнее, – ответил идриш, недоумевая, как это может быть непонятно. Потом, увидев раздумья на моем лице, принял их за недоверие и поспешно продолжил: – Я уборщиком с детства был, все время с веником, так в привычку и вошло. – А почтальон где? – оглядывая углы комнаты, поинтересовался он.

Я внутренне застонал – сколько можно! – и посмотрел на молчаливо стоящих ребят и дедка.

Я понимал, что мой оборванный и окровавленный вид, измененный голос не давали покоя не только Мие и Изе, но и Ужу. Они внимательно на меня смотрели и ждали объяснений. Мне же на ходу приходилось придумывать версию событий, которая бы показалась им правдоподобной.

– В общем, шутка это, – сказал я, не сумев придумать отмазку, и посмотрел на троицу, застывшую с открытым ртом.

Идриш, как самый опытный, заговорщицки посмотрел на меня, покачал головой в знак того, что босс все понял, не дурак, и спросил, понизив голос до шепота:

– Шутка больше не появится?

– Нет! Не появится, – отрезал я и закатил глаза: о боже, когда я научусь жить как все! Просто, без затей. – Ладно, Марк, поймай извозчика, я в академию поеду.

Посмотрел на притихшую Мию, она умела, когда нужно, становиться тихой и незаметной, как обои на стенке.

– Ты вроде к отцу собиралась?

– Нет, милорд, я с вами. – Она отошла от стенки и как бы проявилась во плоти. – К отцу я потом заеду. В другой день.

– Ну, тогда поехали.

У себя в комнате я упал, не раздеваясь, на кровать и попросил Шизу разбудить к вечерним боям. Подложил руки за голову и в блаженстве закрыл глаза.

– Установка гипнограммы «магия идришей», время установки тридцать рисок…

Не успев удивиться новой информации, я провалился в темноту.

Темнота ушла, а я проснулся свежим, как молодой огурчик, лежал и нежился, вспоминая, как там, дома, любил просыпаться в шесть утра, сначала играл по радио гимн, потом утренняя зарядка, которую я прослушивал лежа. С нотками ностальгии вздохнул: эх, какое время потеряно! Потом углубился в себя: где тут магия идришей? Но что странно, ничего нового я не знал и не чувствовал.

– Слышь, девочка в желтом платьице? – позвал я Шизу.

– Чего тебе, мой жеребец?

От этих слов все благостное настроение мгновенно улетучилось, а вместо него пришел стыд, и я почувствовал, как мое лицо наливается краской.

– Ты что, все видела? – Я лежал в сильнейшей растерянности, кроме стыда ко мне пришло чувство страха, что про мою слабость знают другие.

– Ну должна же я была посмотреть на того, с кем живу, ты так грациозно стучал копытами в поисках самок и так задорно вместе с тобой вертелся твой малыш, я не могла налюбоваться.

Твою дивизию! Вот стыд и позор! Но как она могла!.. Я был почти раздавлен откровениями симбиота.

– Вообще-то, крошка, не с кем, а в ком. И потом, подглядывать – это неприлично. – Мне оставалось только робко выразить свое недовольство и смириться с тем, что произошло.

– Не бери в голову, представь, что я твоя жена, ты же ходил голым пред ней?

В ее словах был смысл, не поспоришь. Симбиот всегда со мной, и связь наша покрепче, чем у мужа и жены: жена может предать, уйти, а мы с Шизой вместе и в горе, и в радости, и умрем в один день.

– Да я голым хожу не только при жене, но и при девчонках, – неохотно ответил я, – их я тоже не стесняюсь.

– Нет, – отрезала Шиза, – не сравнивай меня с ними, придет время, и ты сбросишь их как ненужный балласт и выдашь замуж. А я всегда с тобой, и запомни, я очень ревнивая. Ты мой и только мой. Если бы ты знал, как я тебя люблю, обожаю и ненавижу!

– Это как такое возможно? – Я с удивлением прислушивался к ее словам, пытаясь понять спрятанный в них смысл: люблю и ненавижу одновременно. – Шиза, не пугай меня, выбери что-то одно, а то мне страшно становится от твоей непредсказуемости.

– Люблю тебя, потому что у меня встроен механизм любить носителя, обожаю за твой легкий нрав, бесшабашность, за то, что ты живешь легко, как балбес. Другой бы уже загнулся давно, а ты постоянно выкручиваешься из любой ситуации. Ненавижу, потому что не могу быть рядом, а только внутри тебя.

– Так становись моей женой, – усмехнулся я.

– Это что, предложение? – промурлыкала Шиза. – И как ты себе это представляешь?

– Как представляю? Ты вырастешь, однажды ночью вылезешь из меня, скинешь лягушачью шкурку и станешь царевной.

Она засмеялась:

– Хорошо бы, но это невозможно, мы с тобой срослись, можно сказать, намертво, и шкуры лягушачьей у меня нет.

– Тогда ты выбросишь почку, мы ее поселим в пробирку с солевым раствором и вырастим гомункула. Потом она станет тобой.

– За это я тебя тоже обожаю: ты найдешь выход из любой ситуации. Но, к сожалению, мы выбрасываем почку перед смертью.

– Тебе хорошо, умерла, отпочковалась и живи дальше.

– А что тебе мешает жить дальше? – с интересом спросила Шиза. – Ты же однажды умер, но жить продолжаешь.