Снова раздался сигнал скайпа.

– Мам! Ну как ты там?

– Отлично!

– Мам, кроме «отлично» что ты можешь сказать?

– Да у меня все в порядке, дочка, правда. Кроме того, что ты не выспалась.

– Я – как огурчик, мам!

– Американский?

– Русский народный огурчик, мам! Кривой и сладкий!

– Да уж ладно, – засмеялась я. – Кривой… Всем бы огурчикам такими кривыми быть…

– Я душ контрастный приняла, не усну больше. У меня напор воды такой – сбивает с ног, даром что тридцать седьмой этаж.

– Так Америка же, понятно, – улыбнулась я. – У них вода в другую сторону льется, все не как у людей. Чем выше, тем напор сильней.

– А хочешь, я тебе спою?

– «Не клонись-ка ты, головушка»? – засмеялась я.

– Почему? – удивилась Катька. – Нет. Я и не знаю такой песни, кажется… Нет, давай я тебе что-нибудь повеселее, из латиносов, а?

– Давай…

– El la parranda est en calle… – весело завела Катька и вдруг, поперхнувшись, остановилась. – Мам, а что там у тебя за спиной?

– Что? – обернулась я.

Черт!.. Я же забыла развернуть компьютер в другую сторону!

– Мам, что там такое на стульях? Мои куклы?

– Да… Я решила всех пропылесосить…

– Кого всех, мам?

– Кукол, Кать.

– Это обязательно делать сегодня?

– Ну да… Чтобы не было пыли…

– А почему они на стульях сидят, за столом… Мам!.. Что такое?

– Да не обращай внимания! Я… я сейчас вообще, наверное, пойду… собаку куплю. Пока тебя нет, чтобы за кем ухаживать.

– Мам… Так, спокойно, Катя… – это Катька сказала себе. – Мам, ты уже выбрала собаку?

– Пока нет.

– Ну так ты выбери сначала, а потом покупай, хорошо?

– Хорошо.

– Может, тебе пойти куда-то? В ресторан там или в парк? У тебя какая погода?

– Погода? – я глянула в окно. – Да погода как погода. Средней осенней паршивости. С неба капает, под ногами хлюпает. А так в общем – отлично.

– Мам, ну ты же не американка, что у тебя все отлично. Просто fine да fine сплошные. Я от их fine и nice без тебя устала. Можешь поныть, не стесняйся. Хоть родиной запахнет.

– Договорились, как будет о чем ныть, сразу тебя наберу. И с чего это наша родина вдруг тоской пахнет?

– А чем же еще, мам? – засмеялась Катька.

– Да… Полюбилась тебе Америка, полюбилась… Все туда уезжают, чтобы никогда не вернуться.

– Мам… – Катькины огромные глаза смотрели на меня с любовью и нежностью. – Я вернусь, не переживай. Мне на родине комфортно, здесь нет. Но я не буду отказываться сейчас от проекта. Дома я бы сто лет ждала такого предложения и не дождалась бы.

– Конечно, конечно, Катюня. Я только «за». Мы с папой рады за тебя.

– Вот только не надо консолидироваться с Данилевским в связи с моим временным отъездом, лады? – сказала Катька.

– Лады! – засмеялась я. – Какое ты словечко откопала…

– Ага, вместо «ок». Мам, «мы» – это мы с тобой, а не вы с Данилевским. Я не привыкла, что родители, взявшись за руки, стоят передо мной немым укором. Или даже восторженным одобрением.

– Хорошо, – засмеялась я. – Лады. Пойди запиши, очень гладко сказано.

– Да я уж написалась, мам! Устала от себя! Каждый день пишу по десять страниц сценария, потом обсуждаем, выправляю, еще пишу. Ладно, ты как-то попразднуй, хорошо? День рождения нельзя проводить просто так, его надо праздновать, отмечать, веселиться – обязательно! Слышишь?

– Катюнь, ты обо мне особо не беспокойся, хорошо? Я пойду куда-нибудь. Повеселюсь. Пока у меня еще дома дела есть.

– С куклами?

– И с куклами тоже.

Подруги мои, подруги. Разные – высокие, маленькие, красивые и не очень… Русские, еврейки, украинки, литовки, татарки… Я взяла темноволосую куклу с тонким восточным лицом.

– Будешь Аидой.

Еще одна моя любимая подруга, армянка Аида, уехала в двадцать пять лет с родителями куда-то за границу. И я ее потеряла. А в прошлом году, благодаря социальным сетям, нашла в Интернете. Ахнула я, увидев Аиду и ее взрослого сына, ахнула она, когда я ей написала. Она так удивилась и обрадовалась, узнав, что я пишу книги. Прочла одну, другую… А в третьей, полудетской книжке, где главная героиня – третьеклассница, Аида углядела что-то обидное для себя, такое обидное, что в одночасье прекратила всякое общение. Мы с Катькой, тогда еще не уехавшей в Америку, и так и сяк ломали голову, что же произошло, потом с трудом поняли.

В книжке очень по-доброму, если и с улыбкой, то сквозь слезы сочувствия, описывается армянская семья, которая живет в крохотной московской квартирке, где маленькая девятиметровая комнатка еще и поделена пополам, чтобы у внука была своя территория… И маленький внук всех учит: «Надо говорить по-русски, а то вас могут убить!» У мальчика есть горький опыт, в его семь лет. И бабушка мальчика изо всех сил пытается правильно говорить по-русски, и волосы красит посветлее, чтобы казаться славянкой… Что тут обидного? «Жизнь – это кянк… – доверчиво сообщает армянский малыш тем, кто не знает. – Только об этом никому не надо рассказывать».

«Кянк» – по-армянски «жизнь». Что тут углядела моя любимая подруга, умная, образованная, до такой степени обидное, что не захотела больше меня знать? Разве только то, что жизнь – это кянк… Аида живет в Калифорнии. Все пути у многих моих друзей и родных как-то сходятся в Америке. Насколько я знаю, ей не приходится перегораживать комнатушку, чтобы поместить всех родственников. Не прочитай она мою детскую книгу, не обидься, Катька обязательно бы встретилась с ней и с ее родителями, которые когда-то крестили меня в древнейшем армянском храме Эчмиадзин. Катька бы понравилась какому-нибудь армянину из их дружной диаспоры, глядишь, и он бы ей понравился – армяне иногда приятно отличаются от нас архаичным ощущением разницы полов… И она взяла бы да и осталась в Америке… Так что все – к лучшему!

Неожиданно снова позвонил Данилевский.

– Ну как там гости? – осведомился он. – Не хулиганят пока?

– Нет…

– А что так тихо?

– Я вышла с кухни.

– А почему ты в ресторан-то всех не позвала? Надо тебе возиться с готовкой…

Я с сомнением оглядела всех своих «гостей».

– Да меня с такими гостями в ресторане неправильно бы поняли…

– Что, такие неприличные? – хмыкнул Егор. – Что-то мне не верится… А гм… – он секунду помедлил, – брата ты позвала?

– Брата… – Я посмотрела на мягкого приятного мишку с аккуратным клетчатым бантиком, к которому был прикреплен Катькин значок «2-й юношеский разряд по плаванию». – Брата… Ты сам-то как? Отошел от своих юбилеев?