сц: Зандер знает, как сделать хороший фильм. Если ты режиссер, то это единственное, что имеет значение.

тг: Больше ничего значения не имеет?

сц: С точки зрения киноиндустрии – не имеет. (Пауза.) Думала ли я, что он виновен в… насилии над актрисами? Нет. На него все время модели вешались, никакой силы ему не нужно было использовать.

тг: Как вы думаете, он закрыл глаза на то, что, возможно, произошло с Хьюго?

сц: Том, как бы это назвали в суде – слухи? Домыслы? Я не могу сказать, что, как я думала, знал Зандер. Или что, как я думала, знала Сара. Я могу сказать только то, что знала или подозревала сама – а на тот момент этого было очень мало.

тг: И тем не менее вы говорите… что “могли бы от Хьюго такого ожидать”. “Вот такой вот он был человек”. “Всегда рассчитывает на то, что у него ни с чем затруднений не будет, с женщинами в том числе”. Разве можно такое говорить и при этом его не подозревать?

сц: Потому что ему все легко давалось. Ему и стараться не нужно было – девушки сами падали к его ногам. Ему даже не нужно было работать продюсером – раз! И все: он им стал. Нам, женщинам, годами вкалывать приходится. А если ты мужик вроде Хьюго, с такими деньгами, то просто входишь вразвалочку со своей чековой книжкой, и все всегда делается по-твоему.

тг: Значит, поэтому ему могло годами сходить с рук поведение определенного рода?

сц: “Поведение определенного рода”. Как же вы, Том, дипломатичны. (Смех.) Скажите уж как есть. Что вы имеете виду – трахать вчерашних малолеток? Регулярно нюхать кокаин с подростковых грудей? Не нужно, чтобы такое поведение “сходило тебе с рук”, если все так поступают. В Голливуде эти дела творились с момента его основания. Если ты женщина, то учишься с этим жить, закрывать на это глаза и не сворачивать со своего пути. (Пауза.) Обвинишь Хьюго – найдется пятьдесят таких же. То, что он делал, – отвратительно, но не то чтобы очень уж необычно.

тг: Почему вы это терпите? Раз это так отвратительно?

сц: Потому что что еще делать? Если он чеки выписывает – кому об этом поведении сообщишь? (Пауза.) Кто его обвинит? Кто будет подставляться из-за чего-то настолько распространенного, что на это и указывать-то особо незачем? Я лично не буду. (Пауза.) То есть, может, и надо было – если бы я что-то знала. Но нам вообще много чего надо было сделать, когда мы были помоложе. Мало кто делает.

Глава 42

Задним числом – понятия не имею, как Холли это сделала. Если то, что, как мы все подозреваем, случилось в предыдущую пятницу, действительно случилось, тогда… Я просто не могу себе представить, что творилось у нее в душе в тот день, когда мы переснимали сцену на крыше.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает Том.

Пытаюсь порассуждать вслух.

– Я слышала, что такое насилие оставляет человека в определенном состоянии. По-настоящему травмированным. Холли каким-то образом сумела нас одурачить – мы думали, что она в порядке.

– Как вам кажется, почему она это сделала?

– Потому что профессионализм – это вот то самое. Не переносишь съемку. Приходишь, работаешь. Так Холли и поступила. Она, в конце концов, актриса. Вот и заиграла эту ситуацию.

Мы все это делали, хочется мне добавить. Играли – по-своему.

Следующий вопрос Тома учтивым не назовешь.

– Откуда у вас уверенность, что он ее изнасиловал?

– А не просто облапал?

Я содрогаюсь, вспомнив пальцы Хьюго на своей коже.

– Потому что после этого Холли казалась совершенно другим человеком. Не на вид, нет. Но я за те три месяца неплохо ее узнала – во всяком случае, я так думала. А после того вечера она напрочь закрылась. К ней было не подступиться.

Возможно, больнее всего было осознать именно это. Что она не желала меня к себе подпускать.

– Если бы он попытался облапать ее или поцеловать, она разозлилась бы, испытала бы отвращение. И она бы мне рассказала, и, может быть, мы бы над этим посмеялись. Но изнасилование… было так ужасно, что и слова этого не произнести.

Я снова воображаю ту воодушевленную Холли десять лет назад.

– Быть звездой фильма и обвинить исполнительного продюсера в изнасиловании… Так можно было поставить под угрозу все съемки. А этот проект, эта роль были важны для карьеры Холли. Она это знала. – Том понимающе кивает. – Так что, наверное, в конце концов это был вопрос выживания… Она играла вдолгую. И оказалась права. Посмотрите, чего она добилась.

Несколько секунд я сижу и восхищаюсь железными нервами Холли. Принять такое решение сразу после того, как ты пережила нечто настолько ужасное… Впрочем, моя попытка вообразить – это труд человека, несведущего в этих сценариях. Удачливого, неизнасилованного.

Ведь к этому-то все и сводится, правда?

Та же самая жуткая зачарованность. Мы, находящиеся снаружи, ужасающиеся тому, что может произойти между двумя людьми. Этому действию, о котором невозможно говорить.

– Вы что же, хотите, чтобы я тут строила всякие бесстыжие домыслы о том, через что прошли другие, да? – спрашиваю я c ноткой неприязни.

Меня все это вдруг утомляет. Все эти часы, что я сижу рядком с Томом Галлагером, который дурит мне голову своими голубыми глазами, куртуазным обращением и славной родословной. Не понимаю, чего я добилась, раскрыв перед ним душу. Только боли, стыда и ненависти к себе. И зависти.

Но, если уж говорить начистоту, то зависть была всегда. С того момента, когда я вошла в офис “Фаерфлая” и познакомилась с Сильвией. Или даже раньше – когда я включала телевизор и смотрела “Оскары”, или “90210”, или “Бухту Доусона”, или любой другой сериал, будь он неладен, про белых подростков с блестящими волосами, живущими невозможно привилегированной жизнью в ухоженных пригородах.

Зависть встроена в иммигрантский опыт. Она-то ведь и движет американской мечтой.

Том Галлагер внимательно за мной наблюдал, и, похоже, моя последняя реплика его смутила.

– Это не домыслы. В устах самих жертв – так уж точно. Это свидетельства. Это факты. Вы сами жертва, Сара.

Последних слов я не ожидала. Гляжу на Тома в состоянии приостановленного потрясения.

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я.

Лицо его выражает непонимание, слово мы вдруг заговорили на разных языках и друг друга не разумеем.

– Сара, то, что произошло с вами на вечеринке у Хьюго… в его доме в