Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не мучился, значит?
— Нет… не мучился.
— Пьешь?
— Бывает, но редко. Сейчас буду.
С кряхтением ссутулившийся Семен Алексеевич сходил за занавеску, закрывавшую часть угла на кухне. Вернулся он с пятилитровой бутылью самогона. Внутри в чистой как слеза жидкости плавали какие-то листочки, травки и зеленый перец.
«Хм, не думал, что он тут есть, а ты гляди, уже самогон с ним делают», — покачал я головой, разглядывая бутыль.
Звякнув стаканами, Семен Алексеевич стал разливать.
Почти в это же время в сенях послышалось движение, и, отворив дверь, оббитую брезентом с каким-то утеплителем, на кухню вошла женщина за шестьдесят с сумкой в руках.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась она с обернувшимся мною.
— Опять?! Чуешь ты ее, что ли? — сердито поставив стакан, поинтересовался у вошедшей, которой явно была Ирина Марковна, Семен Алексеевич.
Почти одновременно с его словами во дворе послышались удивленные детские голоса, звонко звучавшие через оконное стекло, шум в сенях, звон упавшего ведра, и в хату ворвались два чертенка, густо облепленных снегом.
— Молодцы, как раз к чаю поспели! — послышался жизнерадостный голос старичка.
Обернувшись, я изумленно вытаращился на Семена Алексеевича.
Вместо бутыли самогона на столе стоял самовар, рядом несколько стаканов, тарелка домашнего печенья и банка с вареньем. Каким именно — непонятно, то ли из черной смородины, то ли из вишни. Сам дед благообразно сидел за столом и с хлюпаньем пил чай из блюдечка, забавно шевеля густыми седыми бровями.
— Здрасьте, — заулыбались мне детишки.
Раздеться я успел, поэтому сидел при полном параде.
Специально надел все, чем наградили.
— Привет, — ответил им.
— Анька где? — поинтересовался дед, с опаской наблюдая за женой, пока та раздевала детишек, сперва отряхнув их от снега.
Подскочив, помог ей снять тяжелое пальто и повесил его на вешалку.
— Спасибо.
— Аня с Федором во дворе. Там мама идет, ее ждут, — просветила нас маленькая Нина.
— Ясненько. Опять ухажер прибежал, — скорее неодобрительно пробормотал Семен Алексеевич.
Через десять минут все собрались за достаточно богато накрытым для военного времени столом. Я тоже не остался в стороне и выложил все привезенные подарки, включая сладости. К моему удивлению, на них накинулись не только дети, но и Семен Алексеевич, оказавшийся тем еще сластеной. Хватило всем, благо привез я много. Одних американских леденцов два килограммовых пакета.
Наворачивая щи, я с интересом разглядывал семью, обнаружив, что меня тоже рассматривают. Если дети делали это с детской непосредственностью, Олег вообще залез мне на колени и перебирал награды, то остальные поглядывали украдкой.
Жена Семеныча, статная сорокалетняя женщина в черном вдовьем платке, сидела напротив меня и аккуратно ела пшенную кашу, выставленную на стол Ириной Марковной. Справа от нее сидели младшие дети, налегая на печенье с чаем. Старшая дочка, очень похожая на мать девушка семнадцати лет от роду, сидела вместе с ухажером слева. Причем на меня она не смотрела, молча уставилась на тарелку и не поднимала глаз. Парень мне понравился, на пару лет старше меня сержант госбезопасности в новеньком, еще не обмятом как следует обмундировании.
Разговор завязался как-то сам собой. Говорили, естественно, о Викторе Семеновиче. Достав из вещмешка свой фотоальбом, я дал его Инге Владимировне, жене Семеновича, и, сев неподалеку, чтобы видеть фото через головы склонившихся детей, комментировал все, что там было.
— К сожалению, общих фотографий с Виктором Семеновичем у меня всего одиннадцать, было бы больше, но затрофеил фотоаппарат я позже, чем хотелось.
— А как это произошло? — поинтересовался Федор. Мы с ним уже успели пообщаться, он, оказалось, сидел тут на усилении уже две недели. Получил кабинет в местном районном отделении милиции и работал по профилю. Ловил диверсантов и немецких пособников. Он, кстати, именно из-за этого наведался к Морозовым, вроде как из-за Семеныча они неблагонадежны, тут и случилась большая любовь, в которую лейтенант погрузился с юношеским максимализмом. Тем более похоронка сняла все подозрения.
— Сейчас покажу… Вот, на третьей странице танк стоит и раздавленные палатки. Мы тут с группой окруженцев аэродром подскока разгромили, там и затрофеил его и пистолетов штук семь, я их нашим командирам раздал. Виктору Семеновичу, кстати, артиллерийский «парабеллум» задарил.
— Это когда вы два немецких истребителя захватили? — впервые подала голос Анна.
— Да, именно тогда. Вот, видите, справа от опрокинутой палатки невысокий летчик стоит? Это Карпов, именно с ним мы их и угнали, — несколько удивленный такой осведомленностью ответил я.
Девушка молча кивнула, листая фотоальбом.
— А почему он на обложке дембельским альбомом назван? — поинтересовался вдруг Семен Алексеевич.
— Э-э-э, кхм. Ну война же когда-нибудь закончится.
Не говорить же им, что это была просто шутка.
— Понятно.
— Да, я с собой тут вам кое-что из личных вещей Виктора Семеновича прихватил, сейчас достану.
Покопавшись в вещмешке, я достал небольшую коробочку.
— Вот, — отдав её Инге Владимировне, сделал шаг в сторону, застыв в молчании.
— Орден Красной Звезды, откуда он у вас, чей он? — поинтересовалась жена Семеныча.
— Папин, так в документах указано, награжден в октябре, — вместо меня ответила Анна, листая орденскую книжечку.
— Ордену пришлось поплутать, пока он не достиг части. А там знали, что Виктор Семенович не вернулся с боевого задания, но обратно не отсылали, надеялись, что он вернется. Я его в полку подполковника Рощина у начштаба забрал, когда узнал, что в Москву вылетаю, решил вам отдать. Он бы так и так пришел, но со мной быстрее.
— Спасибо, — прижав награду к груди, тихо заплакала Инга Владимировна.
— Мама! — вскрикнула Анна и обняла её.
Дети, всхлипывая, поступили так же.
Переглянувшись с Семеном Алексеевичем, который, вздохнув, кивком указал на кухню, мы встали и направились к межкомнатной двери.
Прозрачная жидкость, разлитая по кружкам, слегка колыхнулась, когда я взял посудину в руки.
— Ну упокой Господь его душу, — вздохнул дед и, выдохнув, одним глотком выпил самогон.
«М-да. Сивуха, она и в Африке сивуха», — подумал я, торопливо закусывая спиртное соленым огурцом.
Опытный дед занюхал рукавом, Федор последовал моему примеру.
Мы просидели так где-то час, ведя простые разговоры, не касаясь темы о Семеныче.