На варшавском фронте германская армия предполагала оставаться пассивной, а в южной Украине повести наступление в направлении Одессы, Херсона, Ростова.

Налеты германской авиации должны были быть направлены прежде всего на центральные железнодорожные узлы и мосты.

На севере: порты Балтийского моря и Беломорский канал, промышленные сооружения, за исключением самолетостроения, которые как цели считаются наименее важными.

Объектом воздушного нападения были запланированы также ремонтные мастерские в Москве и ее окрестностях.

В связи с этим источник указывает следующее объекты бомбардировки со стороны советской авиации:

1. Бомбардировка в первый же день войны Кенигсберга может иметь большое моральное значение.

2. Нефтяные источники Румынии и важнейшие румынские вокзалы.

3. Очень важным объектом является железнодорожный мост Розенхейм, южнее Мюнхена, который не охраняется зенитной артиллерией. Его бомбардировка нанесла бы большой ущерб путям сообщения Германии с Балканскими странами.

4. Весьма важными источник считает большие налеты на Берлин, Штеттин и Саксонию. При этом он указывает, что народ Германии устал от войны и такие бомбардировки причинили бы большой ущерб моральному состоянию населения.

Далее источник сообщает, что 2-й воздушный флот переведен в настоящее время в Познань. С 18-го июня началось перемещение различных штабов на восток.

ЗАМ. НАЧ. I УПРАВЛЕНИЯ НКГБ СССР

/СУДОПЛАТОВ/»385.

На следующий день — 19 июня 1941 г. (четверг) — Геббельс вынужден констатировать:

«Вчера: … Проблема России противнику становится все более ясной. Этого и нельзя было избежать. В самой России готовятся к большому празднику ВМФ. Но их ждет неприятный сюрприз»386.

Понимая, что обстановка приобретает взрывоопасный характер. Советский Союз решил добиться от Германии объяснений и попытаться отсрочить войну, выиграть «еще месяц, еще полмесяца, еще неделю».

Действовавшую в стране установку на этот счет выпукло и ёмко сформулировал заместитель Народного комиссара обороны СССР по боевой подготовке генерал армии К.А. Мерецков, являвшийся до февраля 1941 года начальником Генерального штаба РККА: «Сохранить мир для страны, на сколько удастся: на год, на полгода, на месяц. Соберем урожай. Возведем новые оборонные предприятия. Вступят в строй очередные механизированные корпуса. Наладим производство быстроходных самолетов. Быть может, улучшится международная обстановка. А если и не улучшится, если все же война начнется, но не сейчас, а потом, то тогда легче будет вступать в нее. Выиграть время во что бы то ни стало! Еще месяц, еще полмесяца, еще неделю. Война, возможно, начнется и завтра. Но нужно попытаться использовать все, чтобы она завтра не началась. Сделать максимум возможного и даже толику невозможного (выделено мной. — М.А.). Не поддаваться на провокации, ведь действует заключенный с Германией договор. Не плыть по течению, а контролировать события, подчинять их себе, направлять в нужное русло, заставлять служить выработанной у нас концепции»387.

20 июня Гальдер записал в своем дневнике:

«… г. Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером (выделено мной. — М.А.)»388.

Прямой диалог с правительством рейха, надеялись в Москве, позволит составить ясное представление о его намерениях. Но такой диалог, возможность которого, если ранее и рассматривалась Берлином, сейчас не входил в планы Германии.

В тот же день Вайцзеккер записал в дневнике: «Главная политическая забота, которая имеет место здесь, — не дать Сталину возможности путем какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний момент все карты»389.

На просьбу Молотова «говорить с Гитлером», как свидетельствует дневниковая запись Геббельса, был дан «резкий отказ». Из дневника имперского министра народного просвещения и пропаганды Й. Геббельса:

«21 июня 1941. Суббота.

Вчера [20 июня 1941 года. Пятница]: драматический момент все ближе. Весь день прошел в необычайном напряжении. Пришлось (!) заниматься бесчисленным количеством мелких проблем. Голова гудит от безумной работы. Незначительные налеты на западе. Англичане раздувают шумиху: будто бы вся имперская территория лежит в руинах. Мы, соответственно, опровергаем это и в остальном доставим им небольшое удовольствие. В Северной Африке английское наступление завершилось полной победой Германии. Лондон приводит никчемные доводы, которые мы с успехом используем против них же. В Сирии французы все еще держатся. Пока нет признаков слабости. Проблема России становится все более драматичной с часу на час. Молотов высказал желание приехать в Берлин, но получил резкий отказ (выделено мной. — М.А.). Он еще наивно рассчитывал на что-то. Это следовало бы сделать хотя бы полгода назад. Наш противник проигрывает именно в результате»390.

Этот отказ, казалось, не оставлял советскому правительству места для сомнений в вопросе, быть или не быть войне с Германией в самое ближайшее время.

«Среди прочих подготовительных мер, за которые отвечало ОКВ, следует упомянуть «график». — Отмечает в своих воспоминаниях Вальтер Варлимонт. — Он был последним и самым всеобъемлющим документом из этой серии; составлялся на основе информации и требований, поступавших из трех видов вооруженных сил, и его подготовка вызывала множество трудностей по причине именно всеобъемлющего характера и взаимозависимости мероприятий на востоке, западе и севере. Весь график пришлось заново переделывать, когда нападение отложили из-за начавшейся кампании на Балканах. Кроме того, ряд вопросов приходилось обсуждать с ведомством адмирала Канариса, например закрытие границ и коммуникаций в районах, граничащих с Россией; главными условиями, которыми мы руководствовались, была необходимость добиться внезапности и в то же время дать возможность русским составам, перевозившим ценные военные грузы, въезжать на территорию Германии до самого последнего момента; насколько я помню, цель состояла в том, чтобы последний грузовой состав из России смог пересечь германскую границу в полночь с 21 на 22 июня.

Наконец, было у отдела «Л» и одно особое задание: нам поручили собирать информацию обо всех случаях нарушения границы и аналогичных способах прощупывания ситуации со стороны Красной армии и ее авиации за последние месяцы и передавать эти сведения в форме записок министру иностранных дел, датируя некоторые из них задним числом. …Нетрудно догадаться, какова была цель всего этого. Кристально ясной она стала 19 июня, когда офицер, обеспечивавший связь министерства иностранных дел с ОКВ, сообщил мне, что «вчера вечером фюрер распорядился, чтобы на основании полученных из ОКВ записок о нарушениях русскими границы министр иностранных дел направил ему последнее обращение в том духе, что угроза передвижений русских делает опасной любую дальнейшую отсрочку». Насколько мне помнится, те особые донесения базировались на реальных случаях, имевших место в изобилии»391.

Странно, что Гитлер распорядился, чтобы на основании данных ОКВ министр иностранных дел направил ему обращение и указал, что должно содержаться в этом документе. Отсутствует логика. Скорее, это — ошибка перевода. Речь идет об информировании министерства иностранных дел «о нарушениях русскими границы», для использования при подготовке дипломатических документов, обосновывающих вторжение в Советский Союз. Так, во исполнение указаний Гитлера «Верховное командование Вермахта» направило 20 июня в МИД Германии очередное «Секретное командное дело», в котором утверждалось