– Это Брир, – выдохнула она.

Убийца собак был на кухне. Марти слышал его шаги, чувствовал его запах. Кэрис постучала пальцем по рукаву Марти и указала на дверь с засовом под лестничным колодцем. Погреб, понял он. Мертвенно-бледная во мраке, она указала вниз. Он кивнул.

Брир, занимаясь чем-то, напевал. Странно было думать об этом хромом душегубе, как о счастливце, но он был явно достаточно доволен своей судьбой, чтобы петь.

Кэрис открыла засов на двери в погреб. Ступени, тускло освещенные светом с кухни, вели в глубокую яму. Запах дезинфекции и деревянных стружек – здоровый запах. Они поползли вниз, вздрагивая от каждого скрипа каблука, от каждой затрещавшей ступеньки. Но, казалось, Пожиратель Лезвий был слишком занят, чтобы слышать их. Никакого шума погони не раздавалось. Марти закрыл за ними дверь погреба, отчаянно надеясь, что Брир не заметит снятого засова, и прислушался.

Время от времени слышался звук текущей воды, затем звяканье чашек, может быть, чайника: чудовище варило ромашковый настой.

Чувствительность Брира уже была не такой, как раньше. Летняя жара сделала его вялым и слабым. Его кожа воняла, волосы выпадали, желудок едва переваривал пищу все эти дни. Ему нужны каникулы, решил он. Как только Европеец найдет Уайтхеда и казнит его – а это, совершенно определенно, вопрос нескольких дней, – он поедет любоваться Авророй Бореалис. Это значит оставить гостью – он чувствовал ее близость в нескольких футах, – но к тому времени она потеряет всякую привлекательность. Он был более переменчив, чем раньше, а красота преходяща. За две-три недели при холодной погоде весь их шарм растворяется.

Он сел за стол и налил чашку ромашкового отвара. Аромат, когда-то большая радость для него, был теперь слишком слабым для его забитого брюха, но он пил его ради поддержания традиции. После он поднимется в свою комнату, посмотрит столь любимые мыльные оперы, может быть, заглянет к Кэрис и поглядит, как она спит; вынудит ее, если она проснется, помочиться в его присутствии. Погрузившись в мечты о ее туалете, он сел и стал потягивать свой чай.

Марти надеялся, что тот уберется к себе в комнату вместе с отваром и оставит им свободный проход к задней двери, но Брир явно решил остаться на время внизу.

Он отступил в темноте к Кэрис. Она стояла за ним, дрожа с ног до головы так же, как и он сам. Глупо, что он оставил фомку, единственное оружие, где-то в доме, вероятно, в комнате Кэрис. Если придется встретиться лицом к лицу, он окажется безоружным. Еще хуже, что уходит время. Сколько еще Мамулян пробудет вне дома? Его чувства потонули в разных мыслях. Он проскользнул немного ниже, касаясь рукой холодного кирпича стен, мимо Кэрис, в глубину погреба. Может быть, здесь найдется какое-нибудь оружие. Или даже – надежда надежд! – выход из дома. Но света здесь было очень мало. Он не видел щелей, за которыми можно было предположить люк или угольную яму. Уверившись, что ищет дверь совсем не там, он зажег фонарь. Погреб не был совершенно пустым. Разделяя его на две части, как ширма, висел брезент.

Он протянул руку к низкой крыше и направился к ширме через ступеньки подвала осторожным шагом, цепляясь за трубы на потолке. Сдернув брезент, Марти направил луч фонаря за него. Он почувствовал, что его желудок подпрыгнул до горла. У него почти вырвался крик – он подавил его за секунду до рождения.

В ярде или двух от него находился стол. И за ним сидела девочка. Сидела и глядела на него.

Он зажал ей пальцами рот, чтобы успокоить до того, как она закричит. Но нужды в этом не было. Она не шелохнулась и не произнесла ни звука. Взгляд на ее лице не принадлежал слабоумной. Ребенок был мертв, понял он. На девочке осела пыль.

– О, Боже, – сказал он очень спокойно.

Кэрис услышала. Она повернулась и шагнула к началу лесенки.

– Марти? – шепнула она.

– Не подходи, – сказал он, не в силах оторвать взгляда от мертвой девочки. Но кроме нее там было и еще нечто, за что мог уцепиться глаз. На столе перед ней лежали ножи и стояла тарелка; салфетка любовно уложена на коленях. На тарелке, как он заметил, лежало мясо, тонко нарезанное мастером-мясником. Он прошел мимо тела, пытаясь уйти от ее взгляда. Проходя мимо стола, он задел салфетку, и та провалилась между ног девочки.

Появились два ужаса, два грубых братца, один за другим. Салфетка прикрывала место на внутренней стороне бедра девочки, откуда и было вырезано мясо, лежавшее на тарелке. И в тот же миг другое узнавание: он сам ел такое мясо по приглашению Уайтхеда, в гостиной комнате его поместья. На вкус оно было нежнейшим: он опустошил всю тарелку.

Подступила тошнота. Он выронил фонарь, пытаясь побороть дурноту, но это было выше его сил. Горькая вонь желудочной кислоты наполнила погреб. Сейчас он не мог ее утаить; избавиться от этой нечистоты можно было только извергнув ее и отвечая за последствия.

Над ним Пожиратель Лезвий оторвался от чашки чая, отбросил стул и вышел из кухни.

– Кто? – спросил его тонкий голосок. – Кто там внизу?

Безошибочно он направился к двери погреба и распахнул ее. Тусклый свет прокатился по ступенькам.

– Кто там? – сказал он снова, спускаясь вслед за лучом, его шаги грохотали по деревянным ступеням.

– Что ты там делаешь? —кричал он. Его голос был полон истерической силы. – Ты не смеешь спускаться вниз!

Марти поглядел вверх, его тошнило до потери дыхания, и увидел Кэрис, которая шагнула к нему. Ее глаза вспыхнули при виде картины у стола, но она сдержала себя, словно не замечая тела, и потянулась к ножу и вилке, которые лежали рядом с тарелкой. Она схватила их, сдергивая в спешке скатерть. Тарелка и приборы полетели на пол, за ними клацнули ножи.

Брир остановился внизу лестницы, постигая осквернение своего храма. Теперь он бросится на неверных, все его тело собралось в огромную статую для атаки. Казавшаяся карликом по сравнению с ним, Кэрис повернулась, когда он дошел до нее, и закричала. Она как-то сплелась с ним: Марти не мог понять, кто где. Но смешение длилось несколько секунд. Затем Брир поднял свои серые руки, словно чтобы отбросить Кэрис, его голова затряслась. Он издал вопль, скорее жалобы, чем боли.

Кэрис поднырнула под его грабли и проскользнула мимо без вреда. Ножа и вилки в ее руках больше не было – Брир наткнулся прямо на них. Но он, казалось, и не подозревал о том, что они торчат в его кишках. Он был поглощен только девочкой, тело которой теперь повалилось на кучу мусора на полу погреба. Он бросился устраивать ее заново, забыв об осквернителях в своей заботе. Кэрис поймала взгляд Марти, его лицо было как будто смазано салом, он подтягивался наверх, цепляясь за трубы на потолке.

– Уходим! —завопила она ему. Она подождала, и, убедившись, что он услышал, побежала вверх по лесенке. Устремляясь ксвету, она услышала, как Пожиратель Лезвий бежит за ними, вопя: «Нет! Нет!». Она посмотрела через плечо. Марти достиг низа лестницы как раз тогда, когда руки Брира – наманикюренные, надушенные и мертвенные – схватили его. Марти лягнул изо всех сил назад, никуда не целясь, и Брир отцепился. Но это была задержка на мгновение, не больше. Марти проделал только полпути по лесенке, когда его преследователь снова нагнал его. Нарумяненное лицо возникло пятном из темноты подвала, черты его были так искажены яростью, что едва походили на человеческие.