Но Бринкерхофф не ответил, лишившись дара речи. То, что онувидел, невозможно было себе представить. Стеклянный купол словно наполнился тои дело вспыхивающими огнями и бурлящими клубами пара. Бринкерхофф стоял точнозавороженный и, не в силах унять дрожь, стукался лбом о стекло. Затем,охваченный паникой, помчался к двери.

— Директор! Директор! — кричал он.

Кровь Христа… чаша спасения…

Люди сгрудились вокруг бездыханного тела на скамье. Вверхумирно раскачивалась курильница. Халохот, расталкивая людей, двигался поцентральному проходу, ища глазами намеченную жертву. Он где-то здесь! Халохотповернулся к алтарю.

В тридцати метрах впереди продолжалось святое причастие.Падре Херрера, главный носитель чаши, с любопытством посмотрел на одну изскамей в центре, где начался непонятный переполох, но вообще-то это его малозанимало. Иногда кому-то из стариков, которых посетил Святой Дух, становилосьплохо. Только и делов — вывести человека на свежий воздух.

Халохот отчаянно озирался, но Беккера нигде не было видно.Сотни людей стояли на коленях перед алтарем, принимая причастие. Может быть,Беккер был среди них. Халохот внимательно оглядывал согнутые спины. Онприготовился стрелять метров с пятидесяти и продвигался вперед.

El cuerpo de Jesus, el pan del cielo.

Молодой священник, причащавший Беккера, смотрел на него снеодобрением. Ему было понятно нетерпение иностранца, но все-таки зачем рватьсябез очереди?

Беккер наклонил голову и тщательно разжевывал облатку. Онпочувствовал, что сзади что-то произошло, возникло какое-то замешательство, иподумал о человеке, у которого купил пиджак. Беккер надеялся, что тот внял егосовету не надевать пока пиджак. Он начал было вертеть головой, но испугался,что очки в тонкой металлической оправе только этого и ждут, и весь сжался,надеясь, что черный пиджак хоть как-то прикроет его брюки защитного цвета. Увы,это было невозможно.

Чаша быстро приближалась к нему справа. Люди отпивали поглотку вина, крестились и поднимались, направляясь к выходу. Хорошо быпомедленнее! Беккеру не хотелось так быстро уходить от алтаря, но когда дветысячи людей ждут причастия, а обслуживают их всего восемь священнослужителей,было бы неприличным медлить с этим священным глотком.

Чаша была уже совсем близко, когда Халохот заметил человекав пиджаке и брюках разного цвета.

— Estás ya muerto, — тихо прошептал он,двигаясь по центральному проходу. Ты уже мертвец. Времени на какие-либо уловкиуже не было. Два выстрела в спину, схватить кольцо и исчезнуть. Самая большаястоянка такси в Севилье находилась всего в одном квартале от Матеус-Гаго. РукаХалохота потянулась к пистолету.

Adiós, Señor Becker…

La sangre de Cristo, la copa de la salvación.

Терпкий аромат красного вина ударил в ноздри Беккера, когдападре Херрера опустил перед ним серебряную, отполированную миллионами рук чашу.Немного рано для алкогольных напитков, подумал Беккер, наклоняясь. Когдасеребряный кубок оказался на уровне его глаз, возникло какое-то движение, и вполированной поверхности смутно отразилась приближающаяся фигура.

Беккер заметил металлический блеск в тот самый миг, когдаубийца поднимал пистолет, и, как спринтер, срывающийся с места при звукестартового выстрела, рванулся вперед. Насмерть перепуганный священник упал,чаша взлетела вверх, и красное вино разлилось по белому мрамору пола. Монахи ислужки у алтаря бросились врассыпную, а Беккер тем временем перемахнул черезограждение. Глушитель кашлянул, Беккер плашмя упал на пол. Пуля ударилась омрамор совсем рядом, и в следующее мгновение он уже летел вниз по гранитнымступеням к узкому проходу, выходя из которого священнослужители поднимались наалтарь как бы по милости Божьей.

У подножия ступенек Беккер споткнулся и, потеряв равновесие,неуправляемо заскользил по отполированному камню. Острая боль пронзила все еготело, когда он приземлился на бок, но мгновение спустя он уже был на ногах и,скрываемый занавешенным входом, сбежал вниз по деревянным ступенькам.

Превозмогая боль, он бежал через гардеробную. У алтарякто-то кричал, за спиной у него слышались тяжелые шаги. Беккер толкнул двойнуюдверь и оказался в некотором подобии кабинета. Там было темно, но он разгляделдорогие восточные ковры и полированное красное дерево. На противоположной стеневисело распятие в натуральную величину. Беккер остановился. Тупик. Стоя возлекреста, он слушал, как приближаются шаги Халохота, смотрел на распятие ипроклинал судьбу.

Слева послышался звон разбитого стекла. Беккер повернулся иувидел человека в красном одеянии. Тот вскрикнул и испуганно посмотрел наБеккера. Как кот, пойманный с канарейкой в зубах, святой отец вытер губы ибезуспешно попытался прикрыть разбившуюся бутылку вина для святого причастия.

— Salida! — крикнул Беккер. — Salida!Выпустите меня!

Кардинал Хуэрра послушно кивнул. Дьявол ворвался в святилищев поисках выхода из Божьего дома, так пусть он уйдет, и как можно скорее. Темболее что проник он сюда в самый неподходящий момент.

Побледневший кардинал показал рукой на занавешенную стенуслева от себя. Там была потайная дверь, которую он установил три года назад.Дверь вела прямо во двор. Кардиналу надоело выходить из церкви через главныйвход подобно обычному грешнику.

Промокшая и дрожащая от холода, Сьюзан пристроилась надиванчике в Третьем узле. Стратмор прикрыл ее своим пиджаком. В несколькихметрах от них лежало тело Хейла. Выли сирены. Как весенний лед на реке,потрескивал корпус «ТРАНСТЕКСТА».

— Я спущусь вниз и отключу электропитание, —сказал Стратмор, положив руку на плечо Сьюзан и стараясь ее успокоить. — Исразу же вернусь.

Сьюзан безучастно смотрела, как он направился в шифровалку.Это был уже не тот раздавленный отчаянием человек, каким она видела его десятьминут назад. Коммандер Тревор Стратмор снова стал самим собой — человекомжелезной логики и самообладания, делающим то, что полагалось делать.

Последние слова предсмертной записки Хейла крутились у нее вголове, не повинуясь никаким приказам. «И в первую очередь я искренне сожалею оДэвиде Беккере. Простите меня. Я был ослеплен своими амбициями».

Ее тревога не была напрасной. Дэвид в опасности… или тогохуже. Быть может, уже поздно. «Я сожалею о Дэвиде Беккере».

Она изучала записку. Хейл ее даже не подписал, простонапечатал свое имя внизу: Грег Хейл. Он все рассказал, нажал клавишу PRINT изастрелился. Хейл поклялся, что никогда больше не переступит порога тюрьмы, исдержал слово, предпочтя смерть.