Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть деревенские байки, по которым контрабандисты как-то в Тильвию ушли через этот вир от законников. Кхм… лет двадцать назад. Во всяком случае, туда-то они точно ушли, а вот вышли ли…
Пухлик почёсывает затылок. Янист рассеянно шлёпает ладонью по макушке — чтобы снять шляпу.
Если кто-то и проходил старый вир — то не в таком же скотском состоянии. Там же ещё направление держать нужно.
– Мда. Поэтическая кончина, так сказать. Напрямик в Бездонь… Может, после этого Водное ведомство зашевелится. Возвращаемся. Нужно оповестить Гриз. И, похоже, нам сегодня светит только одна Сирена, зато уж с вызовом на дом, так что… надо бы разыскать Кани.
На вопросительные взгляды Гроски разводит руками:
– Средство укрощения Крысолова — он-то наверняка принесётся сюда за компанию с вирниками.
Пока тащимся обратно — Принцесска под нос бормочет что-то заупокойно-жреческое. Я перебираю в кармане амулеты Фрезы, от которых никакого проку.
В общем зале «Ковчежца», кроме гнезда горевестников, теперь ещё Мясник. Расселся у Водной Чаши в парадном сюртуке — понятно, белом. Поднимает голову от своего блокнотика и смотрит на нас. Явно не собирающихся на салонные посиделки.
– В другой раз побудешь моим вдохновением, — машет руками Пухлик. — У нас отмена: заказчик отправился буквально в вир болотный. Так что расследование продлится до сотой Кормчей…
– Господин Рион связался со мной десять минут назад.
Мир рехнулся. Нет, Мясник рехнулся. Это хотя бы доказанный факт.
– Что за… ты теперь ещё и с покойничками общаешься? И откуда он говорил — из Водной Бездони?
– Из тюрьмы Ракканта, насколько я понял. Он изъяснялся… не очень ясно. И едва ли помнит что-то о прошлой ночи.
Пухлик молча смотрит на меня. Взглядом того, кто уже вообще ничего не понимает. Я отвечаю таким же взглядом.
Что Амфибрахию отшибло память после гулянки с Лортеном, это ясно. Но вир, который сработал на переброску между странами, когда перебрасывалось ещё и тело почти без сознания…
– Чудо, — выдыхает Морковка над ухом. — То есть, я, кажется, читал что-то о возможностях старых виров к накоплению магии и одиночным спонтанным переброскам…
— … и расскажешь это чуть-чуть попозже, ладно? Нэйш, я не ослышался, клиент в тюрьме?
Палач жмёт плечами.
– Он говорил что-то о центральной площади, плясках и непристойном виде. В любом случае, он просил довести задание до конца.
– Как, интересно, мы это сделаем, если пригласительные были у Риона, а он сейчас где-то в…
Пухлик затыкается, потому что Нэйш кончиком пальца подвигает к краю стола те самые пригласительные.
— Прихватил на всякий случай. Помни об анонимном письме, Лайл. Мы едем.
— Может быть, ты не заметил, но моё предполагаемое творчество пошло на гнездование горевестников! Или ты себе заныкал экземплярчик?
— Я ведь всего лишь «искра». Уверен, ты придумаешь что-нибудь. Ах да, Лортен ведь не сможет поехать. Так? — сверху в ответ несётся похмельный стон о величии поэзии. — Уверен, господин Олкест с радостью составит тебе компанию, Мелони. Учитывая роль, которую придётся играть…
Принцесска воинственно суживает глаза. В нём меньше всего желания ехать куда-то поэтом с подачи Нэйша. Так что сейчас он и меня попробует удержать. Только ни шнырка у него не получится. Второго приглашения может и не быть. Амфибрахий завязнет в тюрьме, слухи об этом просочатся, под его личиной в поместье Гюйтов не попасть. А что будет тем временем с бедными сиренами — неясно.
Перекидываю Морковке тот амулет, что послабее. Извини, Янист, но у меня сверхчувствительность, а у Пухлика — мозги, им нужна защита покрепче.
Мясник одобрительно скалится и щёлкает крышкой карманных часов.
— Полчаса на сборы у вас ещё есть.
Гроски с ругательствами исчезает наверху. Малой колеблется, поглядывая на меня. Потом надевает амулет и тоже идёт чистить пёрышки.
Мне красоту наводить не надо, потому занимаюсь важным.
Подхожу к горевестникам, которые уже почти достроили гнездо. И интересуюсь у Сквора:
— Не знаешь, кто помрёт?
Вообще, надо бы для этого всем вокруг собраться, но видала я это в Бездони — собираться вместе с Палачом.
Спрашиваю я у Сквора, а отвечает вдруг Сильфа.
— Песня, — воркует тихонько под нос.
— Песня, — соглашается Сквор. И начинается перекличка двух горевестников: «Песня! Песня? Песня-песня-песня…»
Судя по всему, сегодня погибнет чьё-то чувство прекрасного.
Глава 2
МЕЛОНИ ДРАККАНТ
В «поплавке» Пухлик отчаянно страдает: он не сделал домашнее задание. Издаёт такие звуки — яприлю с пережору не приснится. И показательно помирает над записной книжкой. Чёркает в ней и бормочет под нос. Всем видом показывает тяжесть внезапного бытия поэтом.
— Да ну брось, — говорю ему. — Передрать пару стишков — на это бы даже у тебя мозгов хватило. Взял бы у Морковки любую книжонку…
Пухлик мечет в меня кривую молнию взгляда.
— Этот Рион разливался вчера после твоего ухода. О публике, которая встречается на этих салонах. И о том, что тамошние завсегдатаи по паре строк могут узнать стихи, которые какой-нибудь умник двадцать лет назад читал. Да еще и есть риск напороться на чьего-нибудь родственничка или знакомого — они ж там все между собой знакомы, вир побери!
— Он тебе морской капустой уши увешивал, — говорю на всякий случай.
Хотя кто там знает — может, оно и так. Среди теткиных знакомых была пара таких стародевных пичуг: пёстрых и с придыханием, вечно обсуждающих метафоры, анапесты и оксюмороны. Так у них в речи точно встречались фразочки типа «Ах да, а вон тот милый мальчик с окраин Оверны, который читал чудную пейзажную лирику пять лет назад».
— Черти водные, — изрекает Гроски, глядя в хитросплетение своих лирических потуг. — Кто-нибудь умеет в стихи, а? Нэйш?
Из темного уголка, где расположился Мясник, веет холодочком и нехорошей паузой.
— По-твоему, я похож на поэта, Лайл?
— Нет. Ты похож на чокнутого, но я-то думал, это одно и то же, — шуршит набросками и решительно в них закапывается. — Никто не знает рифму к слову «уповать»?
— Свежевать, — доносится из