Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ради всего святого, что ты творишь? — возмущается он, глядя, как Джи уже отстегнула ремень безопасности и теперь пытается перелезть на заднее сиденье. — От тебя только и требуется, что уснуть и проспать всю дорогу, — он заглядывает в салон, не без труда усаживая её обратно. — Неужели, ты даже с этим справиться не можешь?
— Мне не хорошо, — мямлит она, не в силах поднять тяжёлые веки. — Я пешком пойду, а то меня укачает, — говорит еле слышно, что Тэхёну приходится прислушаться.
— Ты точно надо мной издеваешься, — цокает он, открывая бардачок и вытаскивая последнюю карамельку с женьшенем из опустевшей пачки. — Не думаю, что это сильно тебе поможет. Но лучше, чем ничего, — он нервно разворачивает конфету, буквально заталкивая её в рот Тэджи.
Только бы она ей не подавилась. Ещё не хватало попасть из-за этой дурочки в тюрьму.
Поэтому Тэхён тут же закрывает дверцу и поспешно обходит машину, плюхаясь на водительское сиденье. Вытаскивает мобильник из кармана, ища присланный Хумином адрес, и устанавливает его в держатель на передней панели. Чем быстрее они доберутся, тем скорее Кан Тэхён сможет сбросить груз со своих плеч.
…и буквально, и фигурально.
Но справа опять какое-то копошение, и Тэхён с ужасом понимает, что Джи опять пытается сбежать, отстегнув ремень безопасности.
— Пристегнись обратно, — требует он, глядя, как она теперь дёргает ручку заблокированной дверцы.
— Я не могу здесь сидеть, — стонет Тэджи и теребит блокиратор на двери, тщетно пытаясь его отковырять. — Мне нужно выйти.
— Я отвезу тебя домой, просто сядь ровно, — на удивление спокойно произносит он, всё ещё наблюдая лишь со стороны.
— Почему даже твоя машина меня ненавидит? — хнычет она, ударяя кулаком по неподдающейся двери. И этот жест полон такого отчаяния и обиды, что Тэхёну даже становится её жаль. — Что я такого сделала? Чем заслужила твою ненависть?
Её слова звучат так отчаянно, искренне и пьяно, что даже не закрадывается сомнений — она не знает. Она до сих пор ничего не знает, и Тэхён не уверен, что стоит ей рассказывать. Тем более, не сейчас, когда она еле языком шевелит, а в её и так местами бестолковой голове, наверное, полный бардак.
— Угомонись, — в своей манере отвечает он. — Никто тебя не ненавидит. Но если испортишь мне машину, то я высажу тебя посреди трассы.
Он тянется к её ремню безопасности, чтобы пристегнуть обратно, но руку перехватывают холодные пальцы, впиваясь в предплечье с такой силой, будто желая вырвать кусок плоти.
— Повтори, — требует Джи, всё же открывая глаза и не без труда глядя на Тэхёна.
Она такая пьяная — стеклянные зрачки блестят, то ли от слёз, то ли от усталости. Запах женьшеневой карамели хорошо перебивает алкогольное амбре, и начинает казаться, будто Тэджи действительно стоит принять настоящее лекарство. Конечно, если есть такое, которое способно излечить разбитое когда-то сердце.
— Я тебя не ненавижу, — серьёзно отвечает он, не прерывая зрительного контакта. — И никогда не ненавидел.
Это то, что ему стоило давно ей сказать. Но из-за своей гордости он так и не решился. А теперь сидит с ней в одной машине, а неприлично маленькое расстояние между их лицами накаляется, точно проволока в лампочке, которая вот-вот перегорит. Появляется странное ощущение, которое Тэхён не может сразу идентифицировать, но как только Джи подаётся вперёд, неуклюже целуя его в губы, всё встаёт на свои места. И от осознания происходящего становится так неловко, что даже нет силы воли отстраниться в ту же секунду.
Кажется, Джи пытается сказать что-то ещё. Но продолжает всё так же прижиматься к губам Тэхёна, нелепо шевеля своими и бубня что-то неразборчивое. А поцеловать её в ответ будет совсем неправильно — она ведь практически без сознания.
Как Тэхён посмотрит на себя в зеркало, если воспользуется этим моментом? Он не имеет такого права — он не должен даже задумываться о том, чтобы продлить этот бредовый сон, похожий на нелепый сценарий романтической комедии, но не как на его собственную жизнь.
Он отстраняется, и хватка на его руке ослабевает в ту же секунду. Джи будто и не понимает, что вообще сейчас сделала: смотрит куда-то сквозь Тэхёна, а когда он и вовсе садится обратно на своё место, самовольно включает радио, промахиваясь с волной, и теперь попсовая песня едва пробивается через завесу шуршащего фантика радиоэфира. Тэхён осторожно убирает её руку от панели, настраивая приёмник, а Джи обессиленно откидывается на спинку кресла, снова закрывая глаза.
— Какой ужасный сон, — бубнит она, а Тэхён неосознанно слизывает со своей губы привкус женьшени. — Надеюсь, что утром я его не вспомню.
Пьяные слова отрезвляют, возвращая в реальность. И Тэхён ещё каких-то несколько секунд смотрит на Джи, засыпающую практически моментально.
— Ты не вспомнишь, — обещает он, принимая решение, больше никогда не покупать эти чёртовы конфеты. — Я позабочусь, чтобы ты не вспомнила, — даёт два обещания, которые он не сможет сдержать.
Глава 22. Большие и маленькие глупости
— Нервничаешь? — интересуется Шиву, искоса поглядывая на сестру.
Сегодня они оба принарядились — официальное мероприятие, как-никак. На Шиву чёрный костюм и шёлковая рубашка, а на Джи тёмно-бордовое платье с квадратным вырезом и воздушными рукавами — ей очень идёт. В маленькую сумочку на жемчужном ремешке поместились только телефон и пудреница с помадой, да маленький гребень, чтобы поправить причёску при случае. Такой стиль Тэджи вовсе не свойственен, и для Шиву она навсегда останется младшей сестрой, но не заметить, как она сегодня прекрасно выглядит, он не может.
— С чего бы? — отвечает вопросом на вопрос Джи, не отрывая взгляда от табло этажей, стоя в лифте.
Вечеринка проходит на крыше одного из отелей Сеула. Роскошное место, прекрасный вид и вход строго по приглашениям. Но Шиву уверен, что сестра волнуется вовсе не из-за канапе на фуршете, куда они уже опоздали. Виной тому кто-то, ради кого она сегодня три часа укладывала волосы, психуя в своей комнате.
…только Шиву пока не выяснил, кто именно в этом виновен.
— Вдруг, ты зря прихорашивалась? — усмехается он, и она тут же поворачивает на него голову, хмурясь, что между бровей появляется едва заметная морщинка.
— Я так оделась, потому что был дресс-код — это, во-первых. А во-вторых, моя личная жизнь тебя не касается, — с деловым