— Марсали? Но она же не может ехать верхом? — Марсали была глубоко беременна, настолько глубоко, что ему было немного страшно даже просто находиться с ней рядом, — казалось, она может начать рожать в любую минуту.

— До срока еще месяц. К тому же мы не поехали верхом, мы взяли повозку и заодно выменяли мед, сидр и вяленую говядину на сыр, одеяла и — видишь мой новый чайник? — Она с гордостью показала на небольшую самодельную вещицу, покрытую темно-красной глазурью и украшенную волнистыми желтыми узорами в центре. Это был один из самых уродливых предметов, которые Роджеру вообще встречались, и его вид вдруг заставил глаза увлажниться — мужчина ощутил чистую радость от возвращения домой.

— Тебе не нравится? — спросила она, чуть нахмурясь.

— Нет, он отличный, — хрипло ответил Роджер. Он пошарил в кармане в поисках платка и высморкался, чтобы скрыть минутную слабость. — Мне очень нравится. Так что ты там говорила… Марсали?

— Я говорила про трубы. Но есть кое-что и о Марсали. — Складка между ее бровей прорезалась глубже. — Боюсь, Фергус не очень хорошо себя ведет.

— Не очень? Что он натворил? Завел безумную интрижку с миссис Кромби?

На это предположение Брианна отреагировала быстрым испепеляющим взглядом.

— Во‑первых, он все время где-то пропадает, оставляя бедную Марсали приглядывать за детьми и делать всю работу.

— Абсолютно нормально для этого времени, — отозвался он. — Большинство мужчин так поступают. Твой отец, я, разве ты не замечала?

— Замечала, — ответила она, недобро поглядывая в сторону Роджера. — Но я имела в виду, что большинство мужчин делают всю тяжелую работу — распахивают, сеют, а женщинам достаются домашние хлопоты — готовка, шитье, вязание, стирка, заготовки — вот это все. И Марсали все это делает, но еще занимается детьми, работает в поле и на пивоварне. А когда Фергус дома, он почти всегда угрюм и много пьет.

На вкус Роджера, это тоже выглядело как нормальное поведение для отца трех неуемных отпрысков и мужа очень беременной женщины, но он промолчал.

— Я бы не назвал Фергуса бездельником, — заметил он спокойно. Бри покачала головой, по-прежнему хмурясь, и плеснула еще чаю ему в чашку.

— Нет, он, конечно, не лентяй. Ему трудно с одной рукой, с какими-то делами он просто не справляется, но он даже не помогает ей с детьми или с уборкой, пока Марсали занята всем тем, чего он не может. Папа и Йен помогают ему распахивать землю, но… И потом, он пропадает целыми днями — иногда перехватывает какую-то работенку, переводит путешественникам, но по большей части просто пропадает где-то. И… — Она замялась, бросив на него быстрый взгляд, словно раздумывая, стоит ли продолжать дальше.

— И? — сказал Роджер выжидающе. Чай делал свое дело, боль в горле почти пропала.

Брианна вперила взор в столешницу, чертя на дубовых досках невидимые узоры указательным пальцем.

— Она ничего не говорила… но думаю, он ее бьет. — Роджер почувствовал внезапную тяжесть где-то в области сердца. Его первым побуждением было не думая отмести такое предположение, но он слишком много видел, пока жил с преподобным. Слишком много было семей, с виду нормальных и респектабельных, где жены смеялись над своей собственной «неуклюжестью», отвечая на вопросы про синяки под глазами, сломанные носы и вывихнутые запястья. Слишком много мужчин, пытаясь справиться с ответственностью за материальное благополучие семьи, обращались к бутылке.

— Черт. — Роджер внезапно почувствовал себя измотанным. Он потер лоб, под которым уже копилась головная боль. — Почему ты так считаешь? — спросил он прямо. — Видела следы?

Бри печально кивнула, по-прежнему не глядя на него, хотя палец на столешнице замер.

— На руке. — Она обхватила предплечье ладошкой, демонстрируя положение отметин. — Маленькие круглые синяки, как будто следы от пальцев. Я увидела, когда она доставала бочонок с медовыми сотами из повозки и ее рукав сполз вниз.

Он кивнул, страстно желая, чтобы в его кружке оказалось что-нибудь покрепче чая.

— Думаешь, мне стоит с ним поговорить?

Она подняла взгляд на Роджера, выражение ее лица смягчилось, хотя в глазах по-прежнему горела тревога.

— Знаешь, большинство мужчин не вызвались бы это сделать.

— Ну, вообще-то я не так представляю себе веселье, — признал он. — Но нельзя позволить этому продолжаться в надежде, что проблема разрешится сама собой. Кто-то должен сказать об этом.

Хотя одному Богу известно, что именно и как. Он уже сожалел о своем предложении, пытаясь придумать, что, ради всего святого, он может сказать. «Привет, Фергус, старина. Слышал, ты поколачиваешь жену. Будь хорошим мальчиком и перестань это делать, ладно?»

Он допил остатки чая и встал, оглядывая полки в поисках виски.

— Закончилось, — сказала Брианна, угадывая его желание. — Мистер Уэмисс поймал простуду.

Роджер со вздохом опустил пустую бутылку. Брианна осторожно коснулась его руки.

— Нас пригласили в большой дом на ужин. Можем прийти пораньше.

Это было утешительное предложение. У Джейми точно имелась бутылка отличного односолодового виски, припрятанная где-нибудь в закромах.

— Да, хорошо. — Он взял с крючка плащ Брианны и набросил ей на плечи. — Эй. Думаешь, стоит рассказать о Фергусе твоему отцу? Или лучше провернуть это одному? — У него появилась внезапная и совсем неблагородная надежда на то, что Джейми сочтет это своим долгом и обо всем позаботится.

Кажется, именно этого и боялась Брианна: она активно замахала головой, одновременно потряхивая наполовину просохшими волосами.

— Нет! Папа сломает ему шею. А мертвый Фергус Марсали точно не поможет.

— Мххм. — Роджер принял неизбежное и открыл дверь перед женой. Большой белый дом сиял, возвышаясь над ними на вершине холма, безмятежный в вечернем свете. За ним виднелся нечеткий, но надежный силуэт большой красной ели. Ему всегда казалось, что дерево охраняет и оберегает дом, и в его нынешнем неустойчивом душевном состоянии эта мысль была утешением.

Они совершили небольшую экскурсию, чтобы он смог отдать должное яме и услышать все о механизме работы сурковой печи. Он оставил попытки понять все детали, уловив только то, что целью было хорошенько ее разогреть — объяснения Брианны он при этом находил умиротворяющими.

— …кирпичи для дымохода, — говорила Брианна, указывая на дальний конец восьмифутовой ямы, которая пока что напоминала место для очень большого гроба. Однако она сделала все очень точно и аккуратно: края были ровной прямоугольной формы, как будто она использовала какой-то инструмент, а стены — удивительно гладкими. Так он и сказал ей, а она улыбнулась, заправив рыжий локон за ухо.

— Она должна быть гораздо глубже, — добавила она, — может, еще фута три. Но земля здесь хороша для копания — она мягкая и